Закрывшись с малышом в ванной, я сняла шубу и бережно застирала ее, пока никто не видит.
Пока шуба сушилась на раковине, я с наслаждением принимала ванну. Нет, вы бы видели эти лица! Кстати, о восстаниях я тоже не слышала. И его величество стал проводить со мной больше времени! Вот на что способна женщина, чтобы лишний раз побыть с любимым! И войну остановит, и восстания погасит…
Прикрыв глаза и блаженствуя, я немного расслабилась. А потом резко открыла глаза. Так! А почему в ванной так тихо? Где наш любитель доспехов?
В ванной было пусто. Я недоверчиво осмотрелась. Титикаки нигде не было. Смыв с себя пену, я вылезла, осматривая все углы. В ванной его не было! За дверью что-то громыхнуло. Я подозрительно посмотрела на закрытый засов. Попался!
— Значит, — закусила я губу, просто расцветая от счастья. — Кое — кто не догадывается, что у него есть ребенок! Тот самый, которого он очень хотел! Настоящий сын!
Открыв засов, я вышла в комнату и застала принца в процессе вылизывания доспехов.
— Малыш, а как ты выбрался? — заметила я, пытаясь разлепить сладкую парочку. Титикака облизал усы и зевнул. Сверкнули клыки. Скошенные глазки вернулись на место.
— А сможешь повторить это… — замерла я. Я всегда мечтала это сказать! — … папе? Да, это не дядя! Это — папа! Твой настоящий папа!
Мне хотелось плакать от счастья!
1.2
Открыв дверь, схватив Титикаку, я направилась вниз.
— Вы куда? — встрепенулись волки. Оказывается, они лежали возле двери.
— К его величеству! Или вы его позовите! — попросила я, светясь от счастья. — Да, малыш?
Говорить им о том, что его величество — настоящий отец принца, я пока не хотела. Но распирало так, что пришлось прикусить язык.
— Хорошо, — отряхнулись волки. Один бросился вниз, а второй остался на страже.
Я вернулась в комнату, нервно расхаживая туда- сюда!
Титикака рвался, требуя «еще полизать доспехи!».
— Подожди, — погладила я шелковиствую шерсть. Я мечтаю увидеть, как он превращается в ребенка. Тревожило только пророчество, которое никак не выходило из моей головы. Убьет дядя… Если дядя — это папа, то…
Мне вспомнился белоснежный ирбис, пробирающийся по крышам.
— Тити! — возмутилась я, видя, что полотенце под шубой превращалось в клочья. У, какой мы сильный! Наличие рядом сладкого добавляет плюс сто к брыкательности и вредности.
— Ты хотела меня видеть? — послышался голос. На пороге появились белоснежные одеяния.
— Да, — прошептала я, прикрывая дверь. — Я хочу вам кое-что показать!
— Кое-что я уже вижу, — послышался вибрирующий голос. Я опустила глаза на разорванное полотенце и тут же попыталась стянуть его руками.
— Это немножко не то, — прошептала я, смущаясь и чувствуя, что его хищный и холодный взгляд уже стаскивает с меня полотенце и шубу. — Пойдемте, нам нужно спрятаться! Просто сделайте то, о чем я вас прошу… В ванной!
Я высвободила руку и потащила в ванную мое кошачье царство. А потом задвинула защелку, спуская Титикаку с рук.
— Смотрите внимательно, — прошептала я, представляя удивление его величества, когда он узнает правду.
Мы стояли, но Титикака разгуливал по ванной, словно юный король по своим владениям, а потом косился на нас.
— Нам нужно сделать вид, что мы чем-то заняты, — пояснила я, косясь на принца. — Сейчас он убедится, что на него никто не смотрит, и… Сами все увидите!
— Ты испытываешь мое самообладание, — взгляд снова скользнул по разорванному полотенцу, которое я прятала шубой, как халатом. Следом за взглядом скользнула рука, недвусмысленно намекая, что если так дело пойдет и дальше, оно одновременно пойдет и глубже…
— Может, просто обнимете? — спросила я. — Пока что представьте, что я — ваш лучший друг… Нам нужно усыпить бдительность ребенка. Я же не предлагаю вам принять ванну вместе.
Пока что мы стояли на расстоянии и молчали. Но хитрую пушистую попу не проведешь. Он прилег на рядом, изредка поглядывая на нас хитрым голубым глазом. И явно никуда не собирался!
1.3
Плохо дело!
— Ты решила меня еще помучить? — послышался голос, а это странное мурчание, вызвало внутри меня целую бурю. — Ты же знаешь, что я еле сдерживаюсь…
— Нет, я действительно хотела вам кое-что показать! — заметила я, стараясь не смотреть на Титикаку.
Я уже не заметила, как очутилась в объятиях — тисках.
— Показать, значит? — послышался голос.
— Рррр! — возразила я, требуя отпустить меня. Вроде бы правильно сказала!
— Не надо «шевелить пушистые стены», — усмехнулись мне.
— Да что ж такое! Я когда-нибудь выговорю это правильно? — захныкала с улыбкой я. Краем глаза я все еще следила за Титикакой, который явно остыл к доспехам. О, ветреный принц! Тут же намного интересней! Главное, чтобы он не лизал доспехи на морозе!
— Я придумал тебе имя, — послышался голос. Что? Ах, я забыла! Мне же дадут королевское имя! Интересно, что это будет? Грозный топор обмазанный вареньем, крик в ночи: «Где ребенок?», шуба, заправленная в трусы, победительница всяких Оракулов?
— Красивое, — заметило его величество, заинтриговав меня.
— И как же оно звучит? — спросила я. Он улыбнулся, обнажив острые зубы в белоснежной хищной улыбке.
— Хорошо, — выдохнули мне, глядя на меня очень коварным взглядом. — И тут же прорычали…
— Эм… — заметила я, понимая, что пока что не вижу разницы между «Прекрати, пожалуйста», «стул на морозе» и «шевелящимися пушистыми стенами».
— И что оно означает? — спросила я, вспоминая сложные имена королевской династии.
— Не скажу, — улыбнулось его величество. — Но мне кажется, что оно прекрасно…
— Надеюсь, в нем не перечень способов умерщвления? — подозрительно прищурилась я, ища ответ в его глазах. — Погоди, дай-ка угадаю! Там есть снег, да?
Он смеялся, а я снова посматривала на принца, который упорно не желала показывать, как умеет проходить в закрытые двери. Или переноситься с места на место магией.
— Мне кажется, оно тебе очень подходит, — заправили мои волосы за ушко длинным когтем.
Впервые не я называю котика, а он меня!
— Погоди, дай я его хоть запомню! — заметила я, тренируя речевой аппарат. Нет, я выучу их язык!
1.4
Нет, я выучу их язык!
Пр-р-р-ринципиально!
— Ррррррррр! — порычала я, пытаясь его вспомнить.
— Нет, я не мог тебя так назвать, — улыбнулись мне, заставляя сердце замереть. Рука нежно скользила по моей щеке, гладила шею и опускалась на узел полотенца, который казался таким беззащитным перед острыми когтями и чарующим взглядом.