— Не очень-то хорошо отреагировала на что?
— Ну, на этот случай. На то, что я стала жертвой нападения.
— А как можно хорошо отреагировать на то, что в тебя стреляли, оставили там умирать да еще и убили у тебя на глазах подружку?
— Ну, я должна была принять тот факт, что ничего уже не могу поделать, и проникнуться благодарностью за то, что осталась в живых. Обрести бога или броситься в пучину наслаждений, уж не знаю что еще, — с нетерпением сказала она. — А я не смогла с этим смириться. Не справилась. Меня все время преследовали ночные кошмары. А еще я стала ходить во сне, и у меня случались приступы истерики. Мне все время казалось, что они идут за мной, — эта серая куртка мерещилась мне на случайных прохожих. В общем, это был нервный срыв и, как следствие, психиатрическая больница.
— Они поместили тебя в клинику?
— Я сама пришла туда, когда поняла, что лучше мне не становится. Я не могла работать, не могла есть. Вообще ничего не могла, — она потерла висок. — Но мне пришлось уйти оттуда: слишком просто было жить в этом искусственном окружении. Таблетки я тоже перестала пить — после них мое сознание становилось совсем тусклым.
— Так что теперь ты обычная невротичка.
— Ну да, а еще я страдаю клаустрофобией, мучаюсь навязчивыми мыслями и с трудом могу бороться с приступами паники. Не говорю уже о кошмарах. Часто я просыпаюсь среди ночи с ощущением, будто все вот-вот повторится. Но я действительно видела тех двоих. Я не придумываю, не путаю воображение с реальностью. Я их действительно видела.
— Ладно, — он свернул на обочину дороги. — Отсюда пойдем пешком.
Она вышла первой, а затем, набравшись храбрости, вытащила из кармана разрисованную карту.
— Когда я решила, что это ты привел доктора, то здорово разозлилась. Я сразу направилась к себе, чтобы взять карту — рассчитывала, что смогу добраться до места одна.
Рис развернула карту, протянула ее Броуди.
— Я не помню, когда я это сделала. Но это еще не значит, что я придумала вчерашнее убийство. Должно быть, ночью у меня был приступ, и я просто вытеснила произошедшее из сознания.
— Тогда зачем ты показываешь это мне?
— Чтобы ты знал, с кем имеешь дело.
Мельком взглянув на карту, он снова свернул ее.
— Я видел твое лицо, когда ты бежала вчера по тропинке. Если ты выдумала это убийство, то ты зря растрачиваешь свои таланты на кухне. С таким живым воображением ты могла бы стать непревзойденным писателем. Твои детективы разлетались бы миллионными тиражами.
— Так ты действительно мне веришь.
— О господи! — Он сунул карту ей в руки. — Неужели ты думаешь, я поехал бы сюда, если бы не верил тебе? В конце концов, у меня полно своих дел. Ты видела то, что видела, и все это крайне неприятно. Женщина мертва, и кто-то должен за это ответить.
Рис на мгновение закрыла глаза.
— Только не пойми это неправильно.
Сказав это, она порывисто обняла его и поцеловала.
— А как я должен это понимать?
— Как способ выразить искреннюю признательность. — Девушка закинула за спину рюкзак. — Ты знаешь дорогу?
— Да.
Вышагивая рядом с Броуди, Рис бросила на него быстрый взгляд.
— Это первый раз за последние два года, когда я поцеловала мужчину.
— Неудивительно, что ты чокнутая. И как оно?
— Успокаивает.
Он фыркнул:
— Думаю, в следующий раз нам стоит опробовать кое-что поинтереснее.
— Возможно. — А теперь думай о чем-нибудь другом, приказала она себе. — Во время перерыва я сбегала в магазин и купила твою книгу. Джемисон У. Броуди.
— Какую именно?
— «Страшная тайна». Мак сказал, это первая твоя работа, так что я решила начать именно с нее. Маку она очень понравилась.
— Мне тоже.
Рис рассмеялась.
— Надеюсь, и я не буду разочарована. Кто-нибудь называет тебя просто по имени?
— Нет.
— А что означает буква У?
— Упрямец.
— Подходит. — Она облизнула губы. — Они могли прийти сюда откуда угодно.
— Ты сказала, что не видела ни палаток, ни другого снаряжения.
— Они могли оставить это за камнями. Чуть дальше от реки.
— Рис, тут не было никаких следов — кроме тех, которые оставил Рик. Взгляни, — он присел на корточки. — Я, конечно, не следопыт, но кое в чем разбираюсь. Вот те следы, которые я оставил сегодня утром. А вот следы Рика. Земля совсем мягкая.
— Не прилетели же они сюда на крыльях любви.
— Ясное дело. Но он легко мог замести следы.
— Зачем? Он ведь чувствовал себя в полной безопасности.
— Ты видела его. Не исключено, что и он мог видеть тебя.
— Он ни разу не оглянулся, ни разу не посмотрел в мою сторону.
— Это пока ты наблюдала за ними. А потом ты бросилась бежать, правда? И оставила на скале свои вещи. Может, он уловил движение или увидел потом твой рюкзак. Согласись, нетрудно догадаться, что к чему. Вот он и уничтожил все улики. Нам потребовалось два часа, чтобы добраться до моего дома. Потом мы звонили Рику, потом он беседовал с тобой. И в общей сложности все это заняло не меньше трех часов. Черт, да за это время здесь можно было спрятать любые следы — не то что одного человека, но стада слонов.
— Он видел меня, — Рис почувствовала, как в горле у нее пересохло.
— Может, да, а может, и нет. В любом случае он решил не рисковать. Скрыл следы своего пребывания здесь — как, впрочем, и ее.
— Он видел меня. Почему я не подумала об этом раньше? — Она провела рукой по лицу. — К тому времени, когда я добежала до тебя, он уже успел избавиться от тела — кинул его в воду или утащил в лес.
— Я за второй вариант. Утопить тело не так-то просто. На это требуется время.
— Значит, он унес ее отсюда.
Рис остановилась, увидев за деревьями проблеск воды. Река решительно пробила свой путь сквозь скалы, которые возвышались над ней отвесными громадами. Такое чувство, будто мы оказались в ящике, подумала она. Только вместо крышки — весеннее небо над головой.
— Надо же, — пробормотала она. — Как здесь… уединенно. Река — само ее присутствие — отделяет вас от мира. Просто первозданная красота. Никаких тебе забот, никаких тревог.
— Неплохое местечко, чтобы умереть.
— Нет, это не так. Тот, кто побывал на пороге смерти, знает — нет такого места, где было бы хорошо умирать. Но здесь так завораживающе красиво — скалы, деревья, каменные стены, вода. Последнее, что ей довелось увидеть… А она даже не обратила на это внимания. В ней было столько злости. Вряд ли она видела что-то, кроме него — и своего собственного гнева. А потом на смену гневу пришли страх и боль.
