Он многозначительно взглянул на Броуди.
— Я внимательно осмотрел дом. Нет никаких следов, указывающих на то, что здесь кто-то был. Точно так же, как их не было и у реки, где якобы произошло убийство. Или в квартире над ресторанчиком Джоани. Ты спишь с ней и поэтому веришь всему, что она говорит. Мне так все представляется чистой воды бреднями.
— К черту твои рассуждения, — вскипел Броуди. — Ты здесь шериф, и ты обязан защищать нас.
— Я обязан защищать жителей нашего города. Можешь сердиться сколько угодно, но я сделал для Рис Гилмор все, что мог. Скоро лето, и сюда опять заявится масса туристов. Я не могу терять время и силы, преследуя ее призраков. Видит бог, мне ее жаль. Она пережила серьезную драму, но пора уже забыть об этом и начать новую жизнь. Хочешь ей добра, уговори ее начать лечение.
— Если честно, я был о тебе лучшего мнения, Рик.
— То же самое могу сказать о тебе. — Шериф устало сел в машину, хлопнул дверцей. — Если эта женщина так тебе дорога, не трать время на пустяки. Совершенно очевидно, что без посторонней помощи ей не обойтись.
Когда Броуди вернулся на кухню, Рис стояла у плиты, а в сковородке тушились овощи и куриные грудки.
— К дьяволу полицейских, — буркнул Броуди, направляясь к холодильнику за пивом.
— Спасибо. Спасибо, что встал на мою сторону. — Она встряхнула сковородку, помешала куски курицы. — Совсем необязательно было слышать вашу беседу, чтобы понять, о чем он говорил. Наверняка этот случай лишь усилил его недоверие. Я оторвала его от привычных обязанностей, вынудила зря потратить время и наговорила кучу глупостей. В принципе, его можно понять.
— В самом деле?
— Все указывает на то, что это мое больное воображение рисует всякие ужасы. — Она выложила в кастрюльку рис и перемешала его с тушеными овощами. — Точно так же все указывает на то, что ты на моей стороне, поскольку мы спим в одной постели.
— Ты тоже так думаешь?
— Я знаю, что ты веришь мне, а это главное.
Он с наслаждением отхлебнул пива.
— Хочешь, переберемся куда-нибудь еще? В Нью-Мексико, например. В принципе, и ты, и я можем работать где угодно.
На миг она замерла, но затем снова стала помешивать.
— Знаешь, упади ты сейчас передо мной на колени, предложи в дар огромный бриллиант, щеночка, ящик шоколада и вечную любовь, а затем еще прочитай наизусть Шелли, я и то не растрогалась бы больше.
— Вот и хорошо, потому что я не знаю Шелли.
— В принципе, я была бы не прочь уехать, — продолжила Рис. — Но я, как никто другой, знаю о том, что невозможно сбежать от самого себя. Сегодня я любовалась на распустившиеся цветы и думала о том, что если они смогли прижиться здесь, то и я смогу.
Она взяла чашку, в которой взбивала соус, и вылила его поверх содержимого кастрюльки.
— Ужин будет готов через пару минут. Будь так добр, достань тарелки.
26
Рис сидела в приемной доктора Уоллеса. Она была искренне рада тому, что на этот раз ей не пришлось раздеваться догола. Чувствовала она себя неважно — как после чрезмерно затянувшейся вечеринки.
Все дело в снотворном, подумала она. В той таблетке, которую она выпила под нажимом Броуди. Впрочем, ему и настаивать-то особо не пришлось.
Благодаря снотворному она проспала всю ночь без кошмаров, зато голова наутро была как свинцовая. Ладно, решила Рис, это был исключительный случай. Больше она не будет пить таблетки — ни снотворные, ни антидепрессанты.
Дело не в ее нервах, а в том, что за ней охотятся.
Распахнулась дверь, и в комнату, с улыбкой на лице, вошел доктор.
— Мои поздравления. Вы набрали шесть фунтов. Очень неплохие результаты. Еще фунта четыре, и я перестану вас доставать.
Впрочем, стоило ему взглянуть на ее лицо, как улыбка тут же испарилась.
— А может, и нет. В прошлый раз вы выглядели бледной и измученной. Боюсь, сейчас вы выглядите не лучше.
— Ночь была просто ужасной. Пришлось даже принять снотворное — не из тех, что мне рекомендовали врачи. Таблетки всегда действовали на меня угнетающе.
— Беспокойство? — Он слегка повернул ее голову, разглядывая желтоватый синяк на щеке. — Кошмары?
— Я приняла таблетку, чтобы избежать ночных кошмаров. Вчера вечером я видела убийцу.
Пристально взглянув на нее, доктор опустился на стул:
— Расскажите-ка мне об этом подробнее.
Рис поведала ему о событиях прошлого вечера.
— Вы можете мне не верить, — добавила она. — Я не обижусь. Просто в последнее время на меня обрушилось столько неприятностей, что это не могло не сказаться на моем внешнем виде.
— Болит? — поинтересовался доктор, осторожно касаясь синяка.
— Слегка. Но в целом он меня не беспокоит.
— Сколько времени вы принимаете снотворное?
— Если не считать прошлого вечера, я не принимаю его почти год.
— Пили вы что-нибудь из своих лекарств после того, как приходили ко мне на прием?
— Нет.
— Были у вас какие-либо еще симптомы?
— Вроде потери памяти или галлюцинаций? Нет.
— Стану-ка я на минутку адвокатом дьявола. Нельзя ли предположить, что этот мужчина является не чем иным, как олицетворением вашего страха? Вы ведь не видели лицо человека, который стрелял в вас. Или же забыли его черты после перенесенного потрясения.
— Я не успела его рассмотреть, — тихо заметила Рис. — Все произошло слишком быстро. Дверь распахнулась, я начала поворачиваться. Увидела пистолет, а потом… потом он выстрелил.
— Понимаю, — он осторожно коснулся ее руки. — Насколько мне известно, вы никогда не видели тех людей, которые застрелили ваших друзей?
— Нет, не видела.
Только слышала, подумала Рис. Слышала их смех.
— Нельзя ли допустить, что вчерашняя фигура у окна — предположительно, мужчина, которого вы видели у реки, — это и есть олицетворение вашего страха и беспомощности? Тех чувств, которые вы испытали во время нападения и после него?
Неожиданно она ощутила странную усталость. Разочарование, поняла Рис. Он так и не поверил ей.
— Должно быть, доктор, вы прочли немало книг по психологии.
— Что ж, это правда. Рис, то, что вы придаете своему страху конкретный облик, еще не значит, что вы сумасшедшая. Это лишь попытка избавиться от негативных эмоций, переведя их из области абстрактного в область конкретного.
— Я бы и сама хотела, чтобы все было так просто. Но я знаю, что этот человек убил женщину. А теперь он делает все возможное, чтобы выбить меня из колеи и заставить усомниться в собственной адекватности, — она слегка улыбнулась. — Но это не паранойя.
