Юка.
— Привет. — Я не улыбнулась.
Она выглядела, как всегда, хорошо. Новая прическа — волосы стали иссиня-черными. Как ни странно, ей идёт — а ещё говорят, что черный цвет старит. Таких, как Юка, состарить невозможно. На ней был новый прыжковый комбинезон, сногсшибательный, ослепительно белый, выгодно контрастирующий с её художественно растрепанной смоляной шевелюрой.
— Красивый комбез, — сдержанно похвалила я.
— Белое не надевать, обтягивающее не носить, — ухмыльнулась Юка. — А что ты здесь делаешь?
— Как что? То же, что и ты. Здесь мой дом.
— Звучит пафосно. Почему ты так выглядишь?
— Как?
— Как уродина, — беззлобно улыбнулась она.
— Тебе виднее. — Я пожала плечами. — Все изменилось. Есть вещи, которые интересуют меня куда больше чем внешний вид.
— Браво.
Она несколько раз хлопнула в ладоши.
— Я даже знаю, что тебя интересует.
— Я имела в виду прыжки. Я вернулась на аэродром, Юка. Насовсем. Мне подписали допуск. Я пойду в вечерний взлет.
— Рада за тебя.
Несколько приглушенных хлопков заставили нас поднять голову вверх. Прямо над нами раскрывались купола. Они были похожи на разноцветных тропических бабочек. Среди прочих ярко выделялся новый оранжевый купол Генчика. Я невольно улыбнулась. Вспомнила, с каким азартом он мне рассказывал про новый ранец и новый парашют. Все-таки какой же он мальчишка!
— Я видела, что ты приехала с ним.
— И что с того? Юка, вы же вроде бы давно расстались?
— Ты больше не ревнуешь? Какой прогресс.
— Что толку ревновать? — удивилась я. — У вас всё давно закончилось, а у нас только начинается.
Я сказала это и прикусила губу. Дура я! Собиралась же никому не рассказывать о нас с Генчиком. По крайней мере не акцентировать на этом внимание.
— Видишь вон ту блондинку в красном? — вдруг сменила тему Юка.
Я проследила за её взглядом. Немного в стороне от нас расслабленно загорала на утреннем солнце симпатичная стройная девушка, чем-то похожая на голливудскую актрису Уму Турман.
— И что?
— Генчик твой с ней спал. Она модель, снималась для французского «Вог». А теперь посмотрите налево. Видишь девку со стрижкой? Ту, что укладывается прямо за Шпагиным. С ней он тоже спал. Ещё сейчас приземлится Дарья, новенькая. С ней он провёл почти три недели. Они вместе ездили в Испанию.
— Зачем ты это мне всё говоришь?
— Хочу, чтобы ты знала, какая же ты дура! — прошипела Юка. Только в тот момент я поняла, как она злится
— Не надо так говорить только из-за того, что я то пренебрегла.
Зря я это ей сказала. Юке нельзя было такого говорить. Ведь самой яркой её чертой было гипертрофированное самолюбие, и мне это было прекрасно известно. Но так вдруг захотелось почувствовать себя хозяйкой положения. В конце концов, она сама виновата. Нельзя играть с людьми, как с бестолковыми шахматными фигурками.
— Знаешь, ты удивительно наивна, Настя. Не хотела тебе говорить, но ты сама напросилась. Он давно сошёлся с женой.
— Что ты мелешь?
— Вот так. Они живут вместе. Он раскаялся, и она приняла его обратно. Теперь он даже не каждые выходные приезжает на аэродром. И его жена в тусовке. А его постоянно меняющихся подружек здесь все называют аэродромными любовницами. Жаль, что ты стала одной из них.
Она ослепительно улыбнулась свежеотбеленными зубами и, круто развернувшись, пошла на старт. «Врешь ты все!» — уныло проговорила я, обращаясь к её прямой удаляющейся спине.
— Что грустишь, красотка! — Подбежавший Генчик игриво хлопнул меня по ягодице.
Я заметила, что блондинка, похожая на Уму Турман с любопытством на нас уставилась. Генчик был во всём оранжевом. Надо признаться, что у него был довольно дурацкий вид.
— Я с Юкой разговаривала.
— Эта дрянь опять испортила тебе настроение? Не переживай, поехали лучше купаться! Я решил три взлёта пропустить.
— Ты и пропущенные взлеты? Слабо верится… Говорят, что ты теперь не так часто бываешь на аэродроме. Это правда?
— Стараюсь почаще, — уклончиво ответил он. — Ну, так что, купаться-то едем или как?
— Или как. Вода холодная ещё. А почему же ты забросил аэродром?
— Настюха. Не будь врединой! Дел много у меня.
Опять это бесцеремонное «Настюха»! Ненавижу данную модификацию собственного имени. Это как пароль, приводящий в действие механизм разочарования.
— Генчик, извини может быть, я вмешиваюсь не в своё дело…
Но Юка мне сказала… То есть, если не хочешь, можешь не отвечать, но…
— Всё ясно, — помрачнел он. Неприветливое выражение лица странновато смотрелось на фоне ярко-оранжевых одежд. — Да, я снова не один. И что из этого?
В Москве у меня одна жизнь, на аэродроме совсем другая. Ты имеешь что-то против?
— Да нет, ничего, — растерянно пробормотала я.
— Тогда поехали купаться. В общем, так, я пошёл в номер за плавками. Если надумаешь, подходи, старушка.
И Генчик ушёл.
А я словно героиня классического фильма ужасов, спиной почувствовала этот взгляд. Обернулась. Юка, красивая, загорелая, вся в белом, внимательно смотрела на меня. И улыбалась.
В сущности, она не была ни в чём виновата. Только в наглости, о которой я знала заранее. В том, что последнее слово осталось за ней.
Но в тот момент я по-настоящему её ненавидела.
Сотню раз я играла в эту странную и страшноватую игру. И в этот раз все началось легко. Почему-то я чувствовала себя спокойной, уверенной в себе и сильной. Юка ушла в буфет пить кофе, а я слонялась на старте. Я же сто раз это делала, это же просто медитация, просто игра — чтобы стало немного легче. Так я себя уговаривала, но все равно пальцы мои предательски тряслись.
В углу валялся Юкин парашют, уже сложенный для прыжка. Я знала, что Юка записана в двенадцатый взлет крайний. Я и сама записалась в двенадцатый.
Я огляделась по сторонам — в комнате никого не было. Подошла к её парашюту, достала из кармана обычную швейную иглу. На этот раз игра в Юкино убийство была куда более серьёзной, чем обычно. Так далеко я ещё не заходила никогда. Точным движением я воткнула иголку в камеру основного купола. Когда купол начнёт наполняться воздухом, игла изрежет его на куски. В другом кармане я держала компактные ножницы для резки металла. Ими можно легко перерезать металлический шнур, соединяющий систему запасного парашюта с кольцом, находящимся на левой груди.
Все эти действия заняли у меня меньше минуты.
Одна минута — это меньше времени свободного падения.
