— Хороший вопрос. В больнице, в Москве.
— В Москве?! — Я опять попробовала сесть, но вновь была остановлена. — От аэродрома до Москвы не меньше полутора часов. Я что, все это время была в обмороке?
— Тебе вкололи снотворное, — мрачно объяснил Генчик. — Ты слала. Я тебя привез. В коридоре Юка.
Нахлынувшая злость накрыла меня с головой.
— А кто такая Юка? — глупо захлопала ресницами я. — Я знать не знаю никакой Юки.
— Насть, не дури, — поморщился Генчик. — Я все знаю.
— Что ты знаешь?
— Из-за чего ты решила не открываться. Но это глупо. Ты же не только себя подставила, но и весь аэродром. Если бы разбилась, аэродром на какое-то время закрыли бы.
— Я не собиралась разбиваться! — Мой голос зазвенел. — Мне стало плохо! И вообще, не тебе читать мне мораль! Ты спал с Юкой! И ничего мне не рассказал.
Тип с фонариком отошёл и деликатно кашлянул. Потом дернул Генчика за рукав и сказал, что, может быть, не стоит ещё больше меня огорчать, учитывая мое состояние. Генчик отмахнулся от него, как от назойливо гудящего над ухом комара.
— Я не спал с Ликой. Я с ней переспал. Это разные вещи. Это было один-единственный раз, в то время когда я ещё не знал, как тебя зовут.
Кровь пульсировала в моих висках, я почувствовала, как щеки становятся горячими.
— Между прочим, мы с Юкой появились на аэродроме одновременно! Моего имени ты не знал, а с ней умудрился переспать!.. Может быть, ты до сих пор её любишь? Может быть, ты и со мной связался только затем, чтобы быть поближе к ней?!
Генчик шумно вздохнул, хотел что-то сказать, но потом махнул рукой. У него немного подергивалось верхнее веко — я знала, что это дурной знак. Мне уже приходилось видеть, как Генчик злится. Правда, его злость ещё ни разу не была направлена на меня.
Однажды Дима Шпагин без спросу взял его парашют, думая, что Генчик спит. А Гена, как назло, поднялся пораньше и пришёл на старт — записаться на второй взлет. Каково же было его удивление, когда он обнаружил свой купол в небе. Сначала Генчик решил, что это галлюцинация, не надо было вчера мешать водку с абсентом. Но потом прямо перед его носом приземлился веселый раскрасневшийся Шпагин, и все встало на свои места.
Как Генчик кричал! Как он только не обзывал бедного Димку, и Шпагин ничего не мог ему на это возразить — потому что всем известно, что взять чужой парашют — это почти преступление. Парашют у каждого должен быть личным, как зубная щетка.
Тогда у Генчика тоже дергалось левое веко.
— Ладно сделаю тебе скидку на то, что тебе вкололи сильное снотворное, — сквозь зубы сказал он. — Наверное, у тебя немного помутился рассудок.
И он вышел из палаты, хлопнув дверью.
— Не расстраивайтесь, — неуверенно сказал врач, — он просто за вас перенервничал.
— Вы его не знаете. Он не из тех, кто нервничает… Когда я смогу пойти домой? Я хочу домой.
— Боюсь, что на несколько недель вам придётся остаться здесь.
— Недель?!
— Перелом позвоночника. — Он виновато развел руками. — Компрессия плюс скол остистого отростка и небольшое смешение.
Мурашки ледяной волной пробежали по моей спине. «Перелом позвоночника» — это ассоциировалось с чем — то страшным, инвалидными колясками, пролежнями невозможностью ходить. Я осторожно пошевелила ногой. Все в порядке, я не парализована.
— Но я замечательно себя чувствую. Разве так бывает? Может быть, это какая-то ошибка?
— Увы. Нерв не задет, и слава Богу. Но ходить вам всё равно нельзя. И сидеть тоже. Только лежать и только на спине. Ещё я выдам вам специальную надувную подушку. Её надо будет подкладывать под спину, чтобы позвонок распрямлялся.
— Я буду ходить?
— Бегать будете, — улыбнулся врач, — но позже. А пока вам придётся полежать. Как минимум недели две.
Я вздохнула. Две недели — это терпимо. Кто знал, что эти две недели растянутся почти на целый месяц?
— Скажите… А что насчет прыжков?
— Каких прыжков?
— Ну, я же занимаюсь парашютным спортом.
— Ах да. О прыжках можете забыть. Такие нагрузки вам вредны. Я бы даже сказал, недопустимы.
Я обреченно кивнула. Без Генчика, без Юки и без прыжков будущее казалось бесперспективным. Врач задавил меня пообещать, что я больше никогда не буду прыгать с парашютом. Нс понимаю, зачем ему понадобилось мое обещание именно в тот момент. Но мне было все равно, и я пообещала.
Для того чтобы через полгода всё равно поступить по-своему.
В тот же день меня определили в палату — это была довольно уютная светлая комната с двумя койками, одну из которых занимала симпатичная брюнетистая девушка по имени Аннет (ее мать была француженкой, об этом Аннет поведала мне на первой же минуте знакомства. Видимо, она очень гордилась своими французскими корнями. Наверное, я на её месте тоже гордилась бы. Быть полуфранцуженкой — это пикантно).
«Хорошо, что меня не подселили к какой-нибудь крехтящей старушке», обрадовалась я, решив, что с Аннет будет в любом случае веселее, даже если она вдруг окажется стервой или истеричкой.
Но, кажется, моя соседка по палате была девушкой приятной.
— Привет, — заулыбалась она, глядя как санитары перекладывают меня с каталки на кровать. — А я здесь уже неделю лежу. Что с тобой случилось?
Я ещё не привыкла к больничным нравам — вместо тривиального «как дела?» здесь спрашивали о твоем диагнозе.
— Я парашютистка, — не без гордости сказала я.
— Ух ты! Здорово! Я всегда мечтала прыгнуть. Но это опасно?
— Не думаю. Хотя, наверное, я не лучшая реклама.
Аннет рассмеялась, её смех был звонким и заразительным.
— А я упала вместе с лифтом в шахту, — весело сказала она.
— Как это?
— Вот так. Оборвался трос. Со мной в лифте был мужик. Он мне сказал — ты, главное, прыгай. Я и начала прыгать. Мы пролетели девять этажей. Мужику — как с гуся вода, а у меня вот — позвоночник. Весело, да?
— Вообще-то нет, — вздохнула я.
— Да ладно, расслабься. Привыкнешь. Здесь не так-то и скучно. Будем с тобой болтать. Хорошо, что мы в одной палате, да?
Целыми днями мы с Аннет разговаривали.
Мы были знакомы всего неделю, но знали друг о друге больше чем ближайшие родственники. А чем ещё можно заниматься в больнице? Читать — не слишком-то и удобно.
Сидеть нам было нельзя, приподнимать голову — тоже. Руки с книгой быстро затекали — много не почитаешь. У Аннет был, правда, тетрис. Но он надоел мне через два дня, наверное, я просто вышла из возраста электронных игр.
Аннет рассказывала о своих любовниках. Я рассказывала ей о Генчике.
