– Как странно, Дуняша, откуда эти наряды здесь? Чьи они?
– Ваши барышня, Никита Михайлович распорядились все купить и привезти как можно скорее.
– Но когда? Я же только сегодня появилась здесь.
– Дак вы, барышня, с самой ночи в беспамятстве были. Никита Михайлович еще поутру съездил в магазин к мадам Ломотье и заказал все, у нее все ваши мерки есть. А доставили час назад, я едва все развесила. Денег-то у барина, знаете ли, немерено, портнихи и поторопись по его приказу.
– Понятно.
Облачившись в изысканное сиреневатое домашнее платье, Надя решила осмотреть свое новое жилище. Дуня провела и показала ей семь комнат, просторных, с высокими потолками, украшенных плафонами и гобеленами, богато обставленных и безлюдных. Однако пара дверей в широком коридоре в конце была заперта. Но нечто необычное вызвало искреннее удивление Нади. Когда она приблизилась к одному из распахнутых окон, за которым был виден яблоневый сад и лужайка, девушка протянула руку вперед, но ее пальцы прошли сквозь изображение и уперлась в твердую стену. От неожиданности девушка отдернула руку. От ее прикосновения изображение вздрогнуло, нарушился рисунок–пейзаж, и на миг показалась каменная кладка, а затем картинка сада снова стала прежней, статичной, скрыв собой стену.
– Как необычно, Дуняша. Это что, картина? – спросила Надя и чуть высунулась в окно. Она провела рукой по воздуху и, нарушая картину, вновь дотронулась до стены за изображением. Оно это было живым, издавало звуки – журчание ручья и трели птиц, даже чувствовались запахи трав и цветов. Мало того, пейзаж казался невероятно реальным, с листьями деревьев, колышущимися на ветру, и летающими бабочками.
– Нет, барышня, это ненастоящее все. Голограмма.
– Как ты сказала? – удивилась Надя. Естественно, она знала, что такое голограмма, но даже в своем времени ни разу не видела ее в живую, но откуда это слово знала горничная девятнадцатого века?
– Голограмма. Так Никита Михайлович называет это чудо.
– И впрямь чудеса, – пролепетала Надя.
– За всеми окнами такая голограмма, ее можно поменять. Например, сделать горы или озеро за окном. А в саду, который за дверьми гостиной располагается, подобно сделано небо, по нему даже птицы ненастоящие летают.
– Но зачем это все?
– Как же, барышня, чтобы приятнее находиться здесь было. Мы же теперича под землей, в подвальной части особняка Никиты Михайловича. Сам-то дом на поверхности, а здесь подземный дворец, и ход сюда знаю только я да двое слуг, про которых говорил вам граф.
– Неужели, – сказала Надя, чувствуя, что все это до такой степени странно, что и помыслить трудно. Теперь понятно, почему здесь ее никто не найдет. Вряд ли у людей девятнадцатого века хватит сообразительности понять, что можно устроить подобное помпезное жилье с высоченными потолками и голограммами под землей.
– Не гнушайтесь, барышня, здесь нисколько не хуже, чем в верхнем доме. А в саду здешнем очень свежо и приятно, даже ветерок дует.
– И большой тут дом под землей?
– Ну, комнат тридцать или более, я даже не знаю, потому что не все открыты. Вам лучше у барина спросить.
– Пойдем в сад, Дуня, хочу посмотреть его, – воодушевленно попросила Надя.
– Как прикажете, барышня.
На следующее утро завтракала Надя одна, Дуня прислуживала ей.
Второй день подряд девушка напряженно думала о своем теперешнем непонятном положении. Зачем она здесь? Отчего должна жить у Никиты, зачем вообще согласилась на это? Ей думалось, что правильнее будет поговорить с Сергеем начистоту, ведь теперь она знала его тайны: о причастности его к смерти Лидии, о каверзах с записками, о падении с лощади, о пожаре, о том, что они творили с Зинаидой. Но она опасалась того, что Сергей вновь будет все отрицать. К тому же в ее голове не укладывалось, как он мог так умело играть роль влюбленного в нее мужчины, а за спиной замышлять гадости. Отчего-то сердце не верило в его злую сущность, но разум твердил, что все сказанное Никитой правда.
Она была совершенно измучена своими думами об этом и морально подавлена. Она так жаждала повенчаться с Сергеем, хотела стать счастливой, а в итоге оказалась здесь, в непонятном положении, обуреваемая тяжелыми думами. И, как ни старалась, она не могла до конца принять жуткую правду о том, что Сергей жаждет ее смерти.
Не зная, чем себя занять, Надя много времени провела в небольшой биллиардной, расположенной через три комнаты от ее спальни.
Подземный дворец был одноэтажный, ну, по крайней мере, все комнаты находились на одном этаже. Единственная лестница, как показала ей Дуняша, винтовая и довольно широкая, вела наверх, в надземный дом. Но ключи от верхней потолочной двери имелись только Никиты, Дуни и еще оной служанки, Марии, которая выполняла обязанности уборщицы и кухарки. Но еще в первый день Никита предостерег Надю и заявил, что ей не следует подниматься наверх, чтобы ее не увидели другие слуги, и ее местонахождение не обнаружилось.
Граф Никита появился ближе к вечеру. Улыбающийся, с огромной корзиной роз и изысканными конфетами в вычурной жестяной коробке с райскими птицами, он показался девушке просто неотразимым. Эффектный серый сюртук, подчеркивающий его статную широкоплечую фигуру, модные клетчатые светлые брюки, темные туфли, белоснежная рубашка и синий галстук подчеркивали его мужественную привлекательность. Она поблагодарила его за подарки и поначалу не нашлась, что ответить, когда он спросил:
– Вы скучали, Надюша?
– Вовсе нет. Дуня развлекала меня, – после непродолжительного молчания сказала она.
На это заявление молодой человек как-то криво ухмыльнулся, и в его глазах промелькнуло какое-то странное выражение, похожее на недовольство. Но он тут же встрепенулся и предложил вместе поужинать.
Дуня проворно накрыла все к трапезе в кобальтовой столовой, и молодые люди заняли места напротив друг друга за небольшим столом. Кухарка Мария постаралась удивить, и ужин был отменным, с трюфелями, ряпчиком и закуской из осетров. В этой столовой, как и еще в двух других комнатах, было необычное освещение. Свечей и канделябров не было, а пространство освещали яркие шары размером с небольшую дыню, парящие прямо под потолком. Они излучали столько света, что от двух дюжин таких летающих под потолком шаров столовая сверкала почти до рези в глазах.
Соблазнительно улыбаясь, граф пытался показаться раскованным и милым. Он был невозможно привлекателен и учтив, а его глаза так и лучились зеленым заманивающим светом. Но его внешность Надю совершенно не привлекала, впрочем, как и он сам, оттого она печально вздыхала, размышляя о том, что сейчас делает Сергей в своем особняке. Никита же то и дело улыбался, что было явно не свойственно ему, пытался разговорить девушку, но она лишь односложно отвечала. В какой-то момент, не вынеся своих напряженных дум о человеке, который до сих пор занимал в ее сердце значительное место, она глухо спросила графа:
