— Тогда каким образом на этих документах появилась ваша подпись? Удостоверяющая, что на этого заказчика истрачено больше десяти миллионов лир?
— Это ошибка. — Донато облизал губы и выхватил из папки листок с грифом. — Подделка. Кто-то воспользовался моим именем, чтобы украсть деньги у La Signora и моей семьи. Miafa— miglia, — повторил он, прижав к сердцу дрожащую руку. — Я немедленно займусь этим!
«Нет, он не умен, — решил Дэвид. — Просто глуп».
— У вас есть сорок восемь часов.
— Что? Вы смеете предъявлять мне ультиматум, когда речь идет о деньгах, украденных у семьи?
— Этот ультиматум, как вы выразились, исходит от La Signora. Она требует объяснить случившееся в течение двух дней. В настоящее время все операции, связанные с этим заказом, заморожены. Через два дня — считая с сегодняшнего — документы будут переданы в полицию.
— В полицию? — Дон побелел. От его самообладания не осталось и следа, руки дрожали, голос срывался. — Смешно! Это дело в какой-то степени семейное. Мы не хотим официального следствия, не хотим огласки…
— La Signora нужны результаты. Чего бы это ни стоило.
Тут Дон сделал паузу, лихорадочно пытаясь нащупать какой-нибудь способ извернуться и выбраться из пропасти, неожиданно разверзшейся под его ногами.
— Поскольку за заказ отвечал Тони Авано, легко понять, откуда дует ветер.
— В самом деле. Но я не упоминал о том, что это заказчик Авано.
— Это просто предположение. — Дон вытер рот тыльной стороной руки. — Заказ крупный…
— Я не говорил и о том, что Кардианили относится к крупным заказчикам. У вас есть два дня, — тихо повторил Дэвид. — И послушайтесь моего совета. Подумайте о жене и детях. La Signora отнесется к вам с сочувствием, если вы докажете, что боролись за дело и за свою семью.
— Не говорите мне о моей семье. Я был Джамбелли всю свою жизнь. Остаюсь им. И буду Джамбелли даже тогда, когда вас не станет. Мне нужно это досье.
— Вы его получите. — Дэвид проигнорировал властно протянутую руку и закрыл папку. — Через сорок восемь часов.
Дэвида сбивало с толку, что Донато Джамбелли оказался настолько не готов к разговору. Настолько несообразителен. «Но не невинен», — думал он, пересекая площадь Святого Марка. Донато был в грязи по уши. И все же не мог ничего придумать. Из чего можно было заключить, что командовал тут не он. Возможно, Авано. Очень возможно, хотя украденная им сумма сильно уступала тому, что присвоил Донато.
Но Авано был мертв уже четыре месяца.
Детективы, расследующие его дело, будут рады новой информации. Однако как эта грязная история скажется на Пилар?
Чертыхнувшись себе под нос, он подошел к одному из столиков, тут и там стоявших вдоль тротуара. Сел и какое-то время молча следил за толпой туристов, входивших и выходивших из собора. Входивших и выходивших из лавочек по краям площади.
«Авано доил компанию, — думал он. — Это было уже известно и доказано. Но то, что лежало в кейсе Дэвида, коренным образом меняло картину. В этом деле принимал участие и Донато».
А Маргарет? Ничто не говорило о том, что она знала о мошенничестве или принимала в нем участие до своего повышения. Неужели она так быстро переметнулась? Или узнала о фальшивых счетах, и это знание стоило ей жизни?
Как бы там ни было, все это не давало ответа на самый жгучий вопрос: кто стоит во главе? Кто тот человек, к которому наверняка обратится за указаниями и помощью запаниковавший Донато?
Донато легко поверил, что La Signora передаст дело в полицию. Поверит ли в то же самое таинственный «кто-то»? Воз-можно, он — или они — окажутся более хладнокровными и разоблачат блеф?
В любом случае через два дня Донато Джамбелли вышвырнут. И это только добавит Дэвиду головной боли. Дона придется кем-то заменить, и заменить быстро. Внутреннее расследование будет продолжаться, пока не удастся ликвидировать все течи.
Его пребывание в Италии придется продлить. А ему отчаянно хотелось домой.
Он заказал бокал вина, посмотрел на часы и вынул сотовый телефон.
— Мария? Это Дэвид Каттер. Можно Пилар?
— Минутку, мистер Каттер.
Он попытался представить себе, где в данный момент находится Пилар и чем она занята.
В свое последнее свидание они занимались любовью в его микроавтобусе на краю виноградника. Как двое жадных подростков, вспомнил он. Сгорающих от желания прикоснуться друг к другу.
Это воспоминание причиняло ему боль.
Куда легче было представить себе, что она сидит напротив и любуется солнечным лучом, который стрелой пронзает воздух, наполненный хлопаньем голубиных крыльев, и устремляется к потемневшему от времени куполу собора.
Когда все закончится, так и будет, пообещал он себе.
— Дэвид?
Пилар слегка запыхалась, и это заставило Каттера улыбнуться. Значит, она торопилась.
— Я сижу на площади Святого Марка. — Он поднял принесенный официантом бокал и сделал глоток. — Пью кьянти и думаю о тебе.
— А музыка звучит?
— Маленький оркестр на другом конце площади играет мелодии из американских мюзиклов. Это слегка портит впечатление.
— А мне не портит.
— Как дети?
— Нормально. Кажется, мы с Мадди потихоньку начинаем находить общий язык. Вчера после школы она пришла в оранжерею и прочитала мне лекцию о фотосинтезе, из которой я мало что поняла. АТео расстался со своей подружкой.
— С Джулией?
— Дэвид, с Джулией он встречался зимой. Его последнюю пассию звали Кэрри. Он погрустил десять минут, а потом поклялся бросить девчонок и посвятить жизнь музыке.
Это мы уже проходили. Его хватает ровно на один день. Я сообщу, чем это кончится. Как там дела?
— Теперь, когда я говорю с тобой, мне легче. Скажешь детям, что я позвоню им сегодня вечером? Примерно в шесть по вашему времени.
— Ладно. Наверно, ты еще не знаешь, когда вернешься?
— Еще не знаю. Есть сложности. Я тоскую по тебе, Пилар.
— Я тоже тоскую. Окажешь мне одну услугу?
— Ты еще спрашиваешь…
— Посиди там еще немножко. Выпей вина, послушай музыку, последи за тем, как меняется освещение. Я буду думать о тебе и представлять все это.
— Я тоже буду думать о тебе. Счастливо.
Дэвид дал отбой и продолжил смаковать вино. Он впервые говорил с женщиной о своих детях. С женщиной, которая понимала и ценила их. Это связывало их так, словно они и вправду были семьей. И тут он понял, что именно этого и хотел. Он снова хотел иметь семью. Хотел тех прочных связей, которые создают семейный круг.
