— Моя подруга умерла зря. Она не могла никого защитить. Просто не хотела вредить тем детям, не хотела их бить, больше не могла. Их, конечно, потом все равно наказали. Но Аттики уже не было в живых! Я бы убила, будь в зелфоре всего одна женщина, потому что я хочу жить, просто жить! Но дети…
С чего-то вдруг на глаза навернулись слезы. Все усталость виновата!
— Тихо-тихо, — прошептала женщина и коснулась моего колена горячей ладонью, погладила успокаивающе. Это было так непривычно, так дико, что я шарахнулась от нее в сторону, дернула рукой, совершенно не понимая, что хочу сделать — то ли ударить по чужой руке, то ли накрыть ее своей ладонью.
Но женщина тоже испуганно отшатнулась и одернула руку. Младенец, встревоженный ее рывком, расплакался, и эмоции женщины сильнее окрасились страхом. Скорее всего, она боялась, что я все-таки разозлюсь. Противное чувство.
— Да не сделаю я вам ничего! — прошипела я, прижимая пальцы к переносице. Из-за резких эмоциональных скачков у меня начала болеть голова. И настороженный Лапка, перебравшийся мне под бок, никак не помогал. — Довезу вас до города, дальше вы сами. Зелфор забираю, потом продам…
Моя невольная собеседница успокаивалась с каждым новым моим словом, кажется, даже поверила. Слава Небесной деве! Мне только проблем с заложниками не хватало. Хотя какие из них заложники? Так, случайные пассажиры, которым в ту же сторону, что и мне.
Как бы тепло ни было в салоне, но нужно было ехать дальше. Все-таки энергия тратилась на обогрев, и если простоять долго, то мы могли до города и не доехать. Сбежать еще хотелось и оттого, что младенец теперь плакал, не переставая. Наверное, проголодался. Дети в лагере всегда плакали, когда хотели есть.
— Я покормлю его, и он заснет, — неуклюже улыбнулась женщина. — И еда… Возьмите еду, под сиденьем есть ящик.
Меня не нужно было упрашивать. Еда была простой: хлеб, сыр, ветчина, вялые листья салата. Зелень посреди зимы не удивила, абсолютно такой же салат я сама выращивала на подоконнике. Так же нашлась бутылка молока, вода и шоколадные конфеты. Я тут же сунула несколько шоколадок в рот и замычала от удовольствия. Было сладко, так сладко, что снова захотелось расплакаться. Как давно я не ела сладкого! Хотя бы ради конфет стоило выжить!
В кабину зелфора я возвращалась все еще уставшая, но ожившая. Холод попытался пробраться под теплый плащ, но у него не было и шанса. Движитель зафыркал с небольшой заминкой, видимо, для машины холод тоже был вреден, но все-таки завелся. Следующая остановка должна быть уже в стенах города.
Задания редко когда приводили меня в большие города. Часто это были поселки, останавливались мы ненадолго, брали припасы и тут же снова отправлялись в путь. Как только мы с Лапкой наладили связь и научились работать в команде, а было у нас на это едва ли полгода, скучать мне не давали. И уже третий год я кружила по дорогам и бездорожью, тряслась в зелфорах и конных повозках, ехала на лошадях, но так же часто приходилось идти пешком, указывая дорогу. Я всегда знала конечный пункт. А вот сейчас оказалась на раздорожье.
Утренний город встретил нас редкими зелфорами и уже куда-то спешащими прохожими. Уборщики сгребали чистый снег с пешеходных дорожек и засыпали его в емкости, около которых стоял магнер и растапливал этот снег в воду. Я не стала заезжать в центр, свернула на одной из улиц и, в конце концов, увидела что-то, напоминающее таверну. Рядом уже стояло несколько машин. Дверь внутрь таверны не закрывалась, и в воздухе витал запах свежего хлеба и чего-то жаренного. Живот тут же отреагировал на запах голодным урчанием. Мне было все равно, что именно там жарили, мне хотелось есть. Но сначала нужно было разобраться с пассажирами.
— Оставьте нас здесь, я отправлю весточку мужу, и через день или два нас заберут, — сказал женщина, и я даже рада была, что она не потребовала куда-то ее везти и не угрожала мне. — Даю слово, что постараюсь сделать так, чтобы вас не искали.
Мы сидели в таверне в самом дальнем закутке, за ширмой, но даже там я не снимала капюшона плаща. Фрейзелийцы не были поголовно темноволосыми, но я не хотела, чтобы меня запомнили. Наверное, придется как-то скрывать свою внешность. Может, красить волосы? И Лапка слишком приметный…
— Вот деньги и еще это, — по столу покатилось кольцо — простенькое с каким-то синим камнем — рядом легли те самые серьги, на которые я уже засматривалась, и монеты — квадратные, фрейзелийские. Если я правильно расслышала цены в таверне, то сумма была достаточной, чтобы купить еды и заплатить за децениум проживания.
— Это нам с детьми, — женщина отсчитала полдюжины монет, а остальное подвинула мне. — А это вам.
Деньги я взяла, но кольцо и серьги оставила лежать на столе. Они были в чем-то схожи, явно делал один и тот же мастер, и очень дороги моей случайной попутчице — ее пальцы дрожали, когда она решительно стягивала с себя украшения, да и ее чувства подсказали мне, как нелегко ей далось это решение.
— Мне и монет хватит, — мотнула я головой и улыбнулась. — Не нужно жертвовать тем, что так дорого.
— Но как?.. — нахмурилась она, скользнула взглядом туда, где под плащом прятался манеер Лапка — при свете дня любому стало бы понятным, что кот магический, и кивнула. — Вот значит как… Но тогда вам будет сложно скрыться. Муж мне говорил, что сейчас с большим подозрением относятся к любым магнерам, которые не учтены в Институции безопасности.
— Ничего, как-нибудь справлюсь, — я поджала губы, потому что она была права, возможно, мне придется скрываться очень долго и в какой-нибудь глуши, где никакой проезжий менталист не заподозрит во мне наорку. Это, конечно, лучше того, что у меня было все мои семнадцать лет жизни, но…
— Убили! — с грохотом ударили о стену дверь, крик разнесся по таверне. Я как и остальные тут же повернулась в сторону выхода. Народ сразу же зашептался, спрашивая, что случилось, и кричавший не замедлил объяснить: — Птица прилетела со срочными новостями! А я как раз в коридоре муниципалитета сидел! Убили королеву наорцы проклятые! Всех вырезали, и детей не пожалели!
Так вот о чем говорил Захар, о какой королевской девке! Прошлой ночью кому-то повезло — я покосилась на ошеломленную женщину, которую сама же и спасла, а кому-то — нет.
— Небесная дева! — всхлипнул кто-то, и тут же весь зал таверны заполнился оглушительными проклятиями. Никто не сдерживался, хотя я с трудом могла понять. Разве можно испытывать любовь к благородным? Но, видимо, свою королеву фрейзельцы действительно любили.
— Как же это? Как же это? — шептала моя попутчица, смаргивая слезы и тяжело дыша. Она старалась не сорваться в рыдания, прижимала к себе младенца, целовала хлопающего глазами мальчика в лоб и щеки. Я чувствовала ее горе, ошеломление и запоздалый ужас.
— Мне жаль, — только и могла сказать я.
Глава тридцать восьмая
Я решила не оставаться в таверне. Здесь было слишком много взволнованных и озлобленных горожан. Всего один крик, что я — наорская шпионка, и я не дала бы за свою жизнь и пары монет. Да, сейчас эмоции моей собеседницы сообщали мне, что она не злится, уже почти не напугана, но явно в печали. Вот только никогда нельзя быть абсолютно уверенной в чужих чувствах. Не было гарантии, что она вдруг не придет в ярость и не бросится на меня. Мало ли, что послужит спусковым механизмом. Поэтому я собрала деньги со стола и распрощалась со своими неожиданными попутчиками.
