Доктор внимательно изучал ее лицо, когда девушка повернулась к нему. У нее были очень темные, очень серьезные и полные решимости глаза.
– Думаю, вы правы. Но вы так молоды, принцесса Адриенна. Дело в том, что ваша мать, возможно, до конца жизни будет нуждаться в постоянном и неусыпном внимании и уходе.
– Я обеспечу ей такой уход. Я наняла няню, выбрала из того списка, что вы мне предложили. И так организовала свое расписание, чтобы моя мать ни на минуту не оставалась одна. Наша квартира находится в очень тихом районе, и мы живем поблизости от самой старой и близкой подруги матери.
– Конечно, любовь и дружба сыграют важную роль в улучшении эмоционального и психического здоровья вашей матери, – кивнул доктор Шредер.
Адриенна улыбнулась:
– Мы справимся с этой ролью.
– В настоящее время состояние вашей матери таково, что ее ежедневно придется привозить сюда на лечение.
– Я об этом позабочусь.
– Я не могу настаивать, чтобы вы оставили свою мать у нас еще на месяц или два. Но хочу вам это настоятельно рекомендовать. Ради вашей пользы и ради ее здоровья.
– Не могу. – Адриенна уважала доктора и хотела, чтобы он ее понял. – Я обещала ей. Когда я привезла маму в вашу клинику в последний раз, я поклялась ей, что к весне заберу ее домой.
– Дорогая моя, мне нет нужды напоминать вам, что, когда она сюда попала, ваша мать была в коматозном состоянии. Она не помнит вашего обещания.
– Но я-то помню. – Адриенна сделала несколько шагов и подошла к доктору, снова протягивая руку. – Благодарю вас за все, что вы сделали, и за то, что, я уверена, сделаете еще. Но сейчас я хочу забрать маму домой.
Шредер знал, что напрасно тратит время, и слегка задержал ее руку в своей.
– Звоните, даже если вам просто нужно будет поговорить.
– Хорошо. – Адриенна боялась, что снова расплачется, как это случилось с ней, когда она оказалась в его приемной впервые. – Я буду хорошо за ней ухаживать.
«Интересно, а кто позаботится о тебе?» – подумал Шредер, но ничего не сказал и вывел девушку в коридор.
Адриенна молча шла рядом с ним, вспоминая свои первые визиты сюда. Здесь не всегда было так тихо. Иногда слышался плач, крики, а иногда и кое-что похуже – безумный смех.
В первый раз, когда ее мать поместили в эту лечебницу, она напоминала сломанную куклу – глаза широко открыты, взгляд неподвижен, тело было вялым и податливым. Адриенне в то время было шестнадцать лет, но она ухитрилась снять комнату в мотеле неподалеку и ежедневно навещала мать. Прошло три недели, прежде чем Фиби начала говорить.
Адриенна почувствовала, как панический страх овладевает всем ее телом, как страх пузырьками пронизывает ее, – это было отражением той безумной паники, которую она ощутила, когда Фиби в первый раз попала сюда. Она была уверена, что мама умрет на этой белой узкой постели в палате для хроников, окруженная чужими людьми. Когда мать заговорила, она произнесла всего одно слово – «Адриенна».
И с этой минуты наступила новая фаза жизни. Девушка делала все возможное, чтобы обеспечить Фиби самое лучшее лечение. Она даже написала письмо Абду с просьбой о помощи. Когда отец ей отказал, она нашла другой способ раздобыть деньги.
В институте Ричардсона тихим пациентам были отведены просторные палаты, элегантно меблированные, не хуже апартаментов в пятизвездочном дорогом отеле. Надзор был ненавязчивым, и обстановка ничуть не походила на то, что можно было увидеть в восточном крыле здания, где двери запирались на замки и засовы, а в окна были вставлены небьющиеся стекла и где год назад Фиби провела две злополучные недели своей жизни.
Адриенна застала мать сидящей у окна, ее рыжие волосы были только что вымыты и собраны на затылке. На ней было ярко-синее платье, а к вороту приколота брошь в форме золотой бабочки.
– Мама.
Фиби резко повернула голову. Лицо, которому она тщательно старалась придать выражение безмятежности и покоя на случай, если войдет няня, просветлело. Ей удалось с помощью той доли актерского мастерства, которую она сумела сохранить, скрыть отчаяние и широко раскрыть объятия дочери:
– Эдди!
– Ты выглядишь замечательно.
Адриенна крепко прижала к себе мать, вдыхая запах ее духов. На мгновение ей захотелось окунуться в материнские объятия, в тепло ее тела, снова стать ребенком. Девушка отстранилась, пытаясь скрыть свой внимательный, изучающий взгляд, – она рассматривала лицо матери.
– Я чувствую себя чудесно, особенно теперь, когда здесь ты. Я уже собрала вещи. – Фиби было трудно скрыть свою нервозность. – Ведь мы едем домой?
– Да.
«Это было правильное решение, – подумала Адриенна, гладя мать по щеке. – Так и следовало поступить».
– Хочешь с кем-нибудь проститься?
– Нет, я уже со всеми попрощалась. – Фиби протянула руку дочери. Ей хотелось как можно скорее уйти отсюда. Но она знала, что хорошая актриса должна уходить со сцены красиво, так же красиво, как и появляться. – Доктор Шредер, как мило с вашей стороны, что вы пришли. Я хочу поблагодарить вас за все.
– Берегите себя; это и будет выражением вашей благодарности. – Он крепко пожал руку пациентке. – Вы особенная женщина, Фиби. И дочь у вас необыкновенная. Она привезет вас на следующей неделе.
– На следующей неделе? – Рука Фиби, обнимавшая дочь, оцепенела и замерла.
– Ты будешь приезжать сюда на лечение, – мягко сказала Адриенна.
– Но жить я буду дома, да?
– Конечно. Я буду ездить с тобой, мама.
– Ладно. – Фиби расслабилась и улыбнулась. – Ну, мы готовы.
– Дай-ка мне твою сумку.
Адриенна подняла небольшой саквояж, а потом, чувствуя, что Фиби это необходимо, опять взяла мать за руку.
– Еще раз благодарю вас, доктор. Какой прекрасный день! – заговорила она снова, когда они уже шли к выходу. – Так приятно было видеть все эти распускающиеся деревья, когда я ехала сюда, и цветы.
Они вышли на солнечный свет и вдохнули ароматный воздух.
– Каждый раз, когда я бываю за городом, я думаю, как хорошо жить там. – Адриенна скользнула на заднее сиденье машины и села рядом с матерью. – А когда возвращаюсь в Нью-Йорк, то не могу понять, как можно жить в другом месте. Я полюбила этот город с первого дня.
– Селеста ждет нас? – спросила Фиби.
– Она сказала, что придет попозже. Репетирует новую пьесу.
Фиби, стараясь сфокусировать взгляд на лице Адриенны, заморгала. Ее маленькая девочка стала совсем взрослой. Сейчас они всего лишь ехал и домой, а не убегали от Абду. Никто не посмеет тронуть ее дочь. Никто никогда больше не обидит ее.
– Я так рада, что Селеста была рядом с тобой, пока… пока я неважно себя чувствовала.