– Скотч, – сказала она невыразительным голосом, – двойной.
6
Селеста Майклз любила хорошую драму. Еще девочкой она решила стать актрисой, и не просто актрисой, а звездой. Она упросила родителей разрешить ей брать уроки драматического искусства. Она канючила, просила и дулась на них, пока они не капитулировали, считая, что это очередной этап развития ребенка и что со временем ее увлечение пройдет. Они продолжали пребывать в подобном заблуждении, даже когда возили Селесту на прослушивание, репетиции и спектакли в общественный театр. Эндрю Майклз, бухгалтер, смотрел на жизнь как на балансовую ведомость, включающую статьи доходов и расходов. Нэнси Майклз была хорошей домохозяйкой. Она получала удовольствие от приготовления затейливых десертов, предназначенных для благотворительных собраний прихожан ее церкви. Родители Селесты считали, даже когда театр начал диктовать им условия жизни, что их дочь со временем утратит свою страсть к гриму и аплодисментам.
В пятнадцать лет Селеста решила, что должна стать блондинкой, и перекрасила дарованные ей природой каштановые волосы в золотистый цвет, который стал теперь ее фирменным знаком – светлые волосы окружали ее головку сиянием. Увидев ее крашеные волосы, мать Селесты потеряла дар речи, а отец прочел ей нотацию. Однако Селеста осталась блондинкой. И добилась роли Мэрион в школьной постановке «Музыканта». Однажды Нэнси пожаловалась Эндрю, что ей было бы легче, если бы Селеста увлекалась мальчиками и тряпками, а не Шекспиром и Теннесси Уильямсом.
В тот самый день, когда Селеста получила свидетельство об окончании средней школы, она покинула свой уютный дом в пригороде одного из городков в штате Нью-Джерси, где провела детство, и отправилась на Манхэттен. Родители проводили дочь на поезд со смешанным чувством облегчения и тревоги.
Девушка ездила на прослушивания, продавала гамбургеры, для того чтобы собрать достаточно денег для оплаты своих уроков и квартиры на четвертом этаже без лифта. В двадцать лет Селеста вышла замуж – это были отношения, начавшиеся внезапно, как удар грома, а закончившиеся спустя год слезами и скандалами. К тому времени Селеста уже перестала оглядываться назад, на прошлое.
Десятью годами позже она стала уже признанной королевой театра, владеющей тремя премиями «Тони»
[8]
. Она приобрела пентхауз в небоскребе на Сентрал-Парк-Уэст. На серебряную свадьбу она подарила родителям «Линкольн», а они продолжали надеяться на то, что их дочь вернется в Нью-Джерси, когда одержимость лицедейством покинет ее, и осядет там, выйдя замуж за какого-нибудь славного прихожанина методистской церкви.
И вот теперь, нетерпеливо вышагивая в зале ожидания аэропорта, Селеста радовалась тому, что была актрисой театра, а не кино. Ее почти никто не узнавал, не просил дать автограф. Если люди и обращали на нее внимание, то видели в ней только привлекательную блондинку среднего роста, а не звезду театральных подмостков.
«Прилетит ли Фиби?» – подумала она, снова взглянув на свои часики. Узнает ли она подругу, ведь прошло уже около десяти лет. Когда Фиби Спринг впервые приехала в Нью-Йорк, чтобы принять участие в натурных съемках своего первого фильма, они быстро стали близкими подругами. Селеста только что разошлась с мужем, и сердечные раны ее еще не зажили. Фиби была для нее как глоток свежего воздуха – такой она была забавной и очаровательной. Когда могли, они отправлялись вместе в путешествия, а когда это не удавалось, подолгу болтали по телефону, и у них накапливались горы счетов за междугородные переговоры.
Никто так не волновался, как Селеста, когда Фиби выдвинули на соискание премии «Оскар». И никто не был так счастлив, как Фиби, когда Селеста получила свою первую театральную премию «Тони».
Во многих отношениях они были прямой противоположностью друг другу: напористая и выносливая Селеста и податливая, доверчивая Фиби. Не сознавая этого, они дополняли и уравновешивали друг друга, а дружбу свою берегли как зеницу ока.
Потом Фиби вышла замуж и улетела в свое королевство – оазис в пустыне. Через год они уже писали друг другу от случая к случаю, а потом их переписка совсем сошла на нет.
Для Селесты это было ударом. То, что Фиби постепенно оборвала их дружескую связь, больно уязвило Селесту. Но она никому об этом не говорила и старалась относиться к такому повороту событий философски. Жизнь ее была богата событиями и протекала по плану, разработанному еще с детских лет. Но все же в сердце поселилась печаль. Все эти годы Селеста не переставала посылать подарки Адриенне, которую считала своей крестницей, и ее забавляли странные официальные благодарственные письма, которые присылала ей малышка. Ни разу не видя девочку, она всей душой привязалась к ней. Отчасти потому, что состояла в браке только с театром, а такая любовная связь, как известно, не дает потомства. А отчасти потому, что Адриенна была дочерью Фиби.
Прежде чем выудить из хозяйственной сумки рыжеволосую фарфоровую куклу, Селеста погасила сигарету. Куколка была в синем бархатном платье с белой отделкой. Селеста выбрала ее, поскольку сочла, что маленькой девочке будет приятно иметь куклу с таким же цветом волос, как у ее матери.
Но она и понятия не имела, что надо сказать своей давней подруге с дочерью, когда встретит их.
Услышав сообщение о том, что самолет приземлился, Селеста поднялась и снова принялась расхаживать по залу. Теперь ждать оставалось недолго. Разгрузка, таможенный досмотр. Селеста не могла понять, почему в ее сердце закралась тоска. Для тревоги вроде бы не было никаких причин. Если не считать невразумительной телеграммы, которую она так неожиданно получила от подруги.
Селеста помнила в ней каждое слово. И как хорошая актриса сама расставила в ней все знаки препинания и акценты.
«СЕЛЕСТА, МНЕ НУЖНА ТВОЯ ПОМОЩЬ: ЗАКАЖИ ДВА БИЛЕТА ДО НЬЮ-ЙОРКА НА ЗАВТРАШНИЙ РЕЙС В ДВА ЧАСА ДНЯ. ОСТАВЬ ИХ НА МОЕ ИМЯ В ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВЕ „ПАН-АМЕРИКЭН“ В ОРЛИ.
ПОСТАРАЙСЯ МЕНЯ ВСТРЕТИТЬ В НЬЮ-ЙОРКЕ. У МЕНЯ НИКОГО БОЛЬШЕ НЕТ, КРОМЕ ТЕБЯ.
ФИБИ».
Селеста заметила их сразу же. Высокую ослепительную женщину и девочку, похожую на куклу. Они жались друг к другу, держась за руки, и выглядели испуганными. Селесте показалось это странным, создавалось впечатление, что они чего-то боятся.
Потом Фиби подняла голову. Лицо ее выражало разные чувства, но преобладающим было явное облегчение. А до этого Селеста без труда распознала ужас. Она поспешила им навстречу.
– Дорогая! – Забыв обо всем, Селеста обняла подругу и прижала ее к груди. – Как я рада снова тебя увидеть!
– Слава богу! Слава богу, что ты здесь, Селеста. Селесту гораздо больше тронули эти слова подруги, чем то, что та нечетко произносила слова, и было очевидно, что изрядно выпила.
Стараясь удержать на лице улыбку, Селеста посмотрела сверху вниз на Адриенну.
