Он обежал взглядом гостиную, отметил красивую мебель и ковер на полу, все в темных тонах, включая картины на стенах: грозовое небо, руины, увитые плющом, бурные потоки. Надев резиновые перчатки, начал деловито открывать дверцы и выдвигать ящики серванта. То, что он искал и рассчитывал найти, должно занимать место, это не листок или письмо, а сверток или толстая пачка бумаг. Если он правильно определил характер человека, в чьей квартире сейчас находился. Профайлер, говорите? Ладно, пусть будет профайлер.
Он вошел в кабинет, проделал то же самое и там: открывал дверцы и выдвигал ящики, наскоро просматривая бумаги; проводил рукой по дну с наружной стороны в поисках тайника. Внимательно рассмотрел книги на полках, вытащил самые толстые тома и пролистал.
Потом Федор перешел к спальне. Небольшая комната, широкая деревянная кровать, темно-синее покрывало, синие муаровые обои. Мрачновато, но стильно. На тумбочке темного дерева бокал с остатками вина. Шкаф-купе во всю стену – в одной половине десятка два костюмов и рубах, внизу коробки с обувью; в другой полки для постельного белья и полотенец; горки свитеров и футболок; внизу сложены одеяла на случай холодов.
Сбоку от шкафа бра на длинном держателе-шарнире. Федор дернул за цепочку – вспыхнул свет. Это был прожектор, а не лампа – яркий сноп упал на дверцу, высветив мельчайшие детали текстуры. Зачем так ярко? В нескольких шагах стояло кресло, развернутое к шкафу. Федор почувствовал, как замерло и дернулось вскачь сердце! Он провел рукой по боковой стенке шкафа и нащупал узкий длинный паз. Запустил туда пальцы и осторожно потянул. Шкаф медленно поехал на него, и он поспешно отступил. Шкаф оказался не чем иным, как дверью. За ним была глубокая ниша, где умещался консольный столик с двумя выдвижными ящичками, а над столиком до потолка располагалась галерея фотографий, освещаемая с беспощадной яркостью лампой-прожектором. Федор выдвинул один из них – там лежали женские украшения. Рассмотрев одно из них, он присвистнул – это была сережка с синим камешком, испачканная черной запекшейся кровью…
…Он сел в кресло и принялся рассматривать фотографии. Вдруг ожил его айфон. Это был Добродеев.
– Федя, он вырвался! – закричал журналист. – Беги, Федя! Ему позвонили, и он сказал, срочная встреча! Не знаю, где ты, но давай, делай ноги!
Федор чертыхнулся, вскочил и принялся щелкать камерой…
…Отойдя на приличное расстояние от дома, он опустился на скамейку в каком-то чахлом скверике, достал айфон и принялся «листать» фотографии. Потом позвонил капитану Астахову, который по обыкновению закричал, что занят и «давай вечером».
– Коля, я знаю, кто убийца! – сказал Федор. – Через полчаса у тебя.
Тон у него был такой, что капитан не стал сопротивляться и буркнул:
– Давай. Жду.
Несколько раз Федору звонил Добродеев, но он сбрасывал звонки, ему было не до журналиста да и время поджимало.
…Он переступил порог кабинета капитана Астахова и достал айфон:
– Смотри! Он сидел в кресле, пил вино и смотрел на них.
– Ну… сука! – пробормотал капитан. – Сколько их?
– Я насчитал пять. Снежана, Юлия Бродская, Ирина Сутеева – те, кого я узнал. Еще двух не знаю. Надо бы обыск, Коля, пока он не почуял опасность. Боюсь, Добродеев так заметал следы и вибрировал, что он мог заподозрить неладное, не дурак. В ящиках стола женские украшения. Там же серьга с синим камнем… по-моему, на ней запекшаяся кровь. Смотри, вот она! Я думаю, это Снежаны. Нетрудно будет доказать. Остальные вещи тоже опознают. На его костюме должна быть кровь. Кстати, соседка вдовы Шмугаль опознала его: он был ее любовником и украл брошку. Нужен обыск! Сможешь? Он засветился в списке «черных нотариусов», которые подозреваются в незаконных махинациях с собственностью на сайте «Незаконные законники», народ там пишет про всякие нарушения. На этом его можно прихватить и получить ордер. А там будет видно. Он убил студентку в парке двенадцать лет назад, жену Бродского… и не только. Это идеальное преступление – убийца подсовывает вместо себя другого…
Он уже выходил от капитана, когда его настиг очередной звонок от Леши Добродеева. На сей раз он ответил. Возбужденный журналист закричал:
– Федя, я в «Кукушке»! Ты как? Успел? Нормально? Звоню-звоню, а ты не отвечаешь! Уж не знал, что и думать!
– Нормально, Леша. Сейчас приеду, расскажу.
Глава 48. У Митрича
Луцилия приветствует Сенека!
Ты спрашиваешь: как я все узнал? —
Молва все знает, хоть таись в отсеке,
Хоть вырой неприступнейший канал.
Сенека. «О тайном и явном»
– И тогда я подумал, Савелий, что не один Бродский на виду, есть еще тот, кто все время рядом! Но подозрений не вызывает, доверие к нему полное, ни поводов, ни мотива для убийства у него нет. Все его любят, похож он на мальчишку – рот до ушей и всегда в запасе свежий анекдот. Джокер.
Федор Алексеев и Савелий Зотов сидели в гостеприимном заведении Митрича в ожидании капитана Астахова, который по своему обыкновению запаздывал – работа у него такая, то облава, то засада. Федор рассказывал, Савелий внимательно слушал и задавал вопросы. Взволнованный Митрич поглядывал издали и, сгорая от любопытства, пытался поскорее избавиться от привередливого клиента.
– Но есть движения, Савелий, которые человек не контролирует, нельзя все держать под контролем, – продолжал Федор. – Слово, жест, взгляд… интонация. Везде Бродский, везде Драга. Оба, плечом к плечу. Юрист не женат. Завещание вдовы Шмугаль составлял он; офис свой открыл четыре года назад, и мысль, что деньги ему после получения наследства ссудил Бродский, лежит на поверхности. Напрашивается вопрос: кому была выгодна ее смерть и кого видел Гущин в ту роковую ночь? И еще. Согласно завещанию Бродского, составленному также Драгой, он бенефициар, других родственников у Руслана нет.
– Но он не мог знать заранее, что Бродский попытается покончить с собой, – сказал Савелий. – Он же просил тебя повлиять на него, договорился с Рыдаевым…
– Не мог. Но предполагал, зная своего друга. Он действительно просил повлиять на Бродского, прекрасно зная, что тот не согласится. Он ничем не рисковал. Зачем же он звонил? Я потом еще раз прокрутил наш разговор… Он упомянул, что видел Шеремета со Снежаной: они поцеловались, и тот ушел. По сути, он обеспечил ему алиби и тут же заявил, что готов выступить свидетелем измены Снежаны. Сказал, что понимает Бродского – так, мол, ей и надо! Она заслужила… Он так это сказал… в этом было что-то большее, чем обида за друга. Он просто подталкивал к тому, что убийца Бродский, понимаешь? Уже записал друга в виновные и не стеснялся заявлять об этом. И это в то время, когда Шеремет еще ходил в подозреваемых. А потом было еще кое-что. Секретарша Бродского, Елена, просила за шефа, утверждала, что он добрый и порядочный человек, никакой не убийца! А Драга подонок! Наговорил ей гадостей, кричал, что она любовница Бродского, брызгал слюной, хватал за руку. Дело было в ресторане. Она уверена, если бы не люди вокруг, он бы ее ударил. А на другой день очень извинился и подарил розы. Красные! Подруга студентки, которую убили в парке двенадцать лет назад, рассказала, что она встречалась с Бродским, но он порвал с ней, так как считал, что они очень разные. Спокойно и деловито отодвинул. Но был еще кто-то, кто дарил ей красные розы, очень дорогие, которые студенту не по карману. Снова красные розы. Одна из капель, которые точат камень, Савелий. Бродский и Драга в то время уже работали, деньги у них водились. Во время нашего первого разговора Драга упомянул очень дорогое колье, подаренное Бродским Снежане, сказал… «синие лучики на ее коже». Очень образно, ты не находишь? Слова любовника, пусть даже неудавшегося. Не понимаю, как я пропустил это мимо ушей.
