– Ты прав, Леша. Я все понимаю. Вопрос не философский, какая философия… Но ведь зацепка где-то сидит и ждет, чтобы ее вытащили. Не верю в тупики, просто мы плохо ищем. Скорее верю в интуицию. Два убийства, и ничего! Шеремета задержали, но я не думаю…
– И я не думаю, прекрасно его знаю, я уже говорил, – сказал Добродеев. – Парень безбашенный, но убийство? Что до интуиции… штука опасная, Федя. Из области эмоций – ты мне не нравишься, значит, ты сволочь! А этот, наоборот, нравится, и я ни за что не поверю, что он украл галоши!
– Согласен, Леша. Скажем, интуиция, подкрепленная доказательствами, как указующий перст. Например, он ограбил студентку, чтобы навести на ложный след, чтобы заподозрили грабеж…
– А твоя интуиция предполагает, что мотив был другой? Я же вижу, что у тебя на уме… Старик Добродеев тоже не лыком шит, у него с интуицией полный порядок. Скажешь?
– Скажу, – сказал после паузы Федор. – Что мы знаем о жертве? Я имею в виду Снежану.
– Львица, красотка, без царя в голове, все наслышаны о ее похождениях.
– А Бродский?
– Бродский… Конь и трепетная лань? Я тоже об этом думал! С одной стороны, завидовал, а с другой – э, нет, думаю, эта жар-птица тебе не по зубам! Даст она тебе прикурить!
– Именно. Ты это понимаешь, а он не понимал. Любовь, страсть… Ему и в голову не приходило, что она ему не по зубам. Они были знакомы всего-навсего четыре месяца. Он любил и думал, что она тоже влюблена, а как же! Для таких, как он, неверность – преступление, даже взгляд на чужого мужчину – уже трагедия. Он однолюб, причем ограниченный! И очень ревнивый. Он был женат, шесть лет назад, на пианистке из филармонии. Жена его бросила – просто взяла и уехала. Его друг, Даниил Драга, сказал: Бродский не хотел, чтобы она работала, безумно ревновал и она в конце концов не выдержала и сбежала. Он не умеет прощать и все время боится, что его бросят. Мать оставила их с отцом, когда ему было девять, и рана до сих пор не затянулась. Он порвал с ней отношения, не простил. Его этическая планка очень высока, судит он беспощадно и прощать не умеет. Представь себе, Леша, что…
– …он мог узнать про Снежану что-нибудь… компрометирующее?
– Узнать или увидеть. Ее экс, Шеремет, был на приеме, там же крутился Леон Маркин. Да и другие.
– Но у Бродского алиби! Когда Сандра закричала, он был внизу уже минут двадцать! Есть свидетели. Там все крутится вокруг этих чертовых двадцати минут!
– Верно. А если было так… Снежана пошла за шубой, а он собирался спуститься, но увидел их с Шереметом вместе. Шеремет рассказал… моему свидетелю, что Снежана позвала его взглядом и он пошел за ней. Она была рада его видеть, они поцеловались…
– А Бродский увидел! – подхватил Добродеев. – Дождался, пока Шеремет уйдет, а потом… А Сандру тоже он? Из-за колье?
– Я не говорю, что это Бродский, Леша. Это всего лишь версия. Я присматриваюсь к нему. Ко всем. В телефоне Сандры были вызовы Шеремету и Маркину. Бродскому она не звонила.
– Необязательно звонить, можно как-то по другому связаться. А кто привел Шеремета на показ? Сандра?
– Сандра. Расчет был на скандал – она прекрасно знала, как он ревнив. Они когда-то встречались.
– Она не просчиталась! Скандал получился из ряда вон. Как интересно все закрутилось, однако… Войдет в местные анналы, можешь мне поверить!
Федор кивнул. Он смотрел на Добродеева, и на лице его было странное выражение – он словно сомневался и спрашивал себя, сто́ит или нет.
– Что? – спросил Добродеев. – Говори уже! Что еще?
– Пять лет назад умерла подруга матери Бродского. Она его любила и жалела, они сохраняли дружеские отношения до самой ее смерти. Пятнадцатого сентября она умерла от сердечного приступа. В ту же ночь некто Валерий Гущин грабил квартиру в доме напротив. Ты должен знать этот дом, там пару лет назад случился взрыв газа.
– На Монастырской! Знаю. И?..
– Гущин попался и отсидел несколько лет в тюрьме. Недавно вернулся и засветился на церемонии прощания в «Икеара-Регия». У меня есть запись.
– Откуда ты его знаешь?
– Я его не знаю. Коля Астахов упомянул, что был пожар, в котором погиб этот самый Гущин, и он был на опознании. Я увидел его фотографию – он не сгорел, а угорел – и узнал человека с записи. Задал себе вопрос: что он там делал?
– Ты думаешь, явился с целью увидеться с кем-то?
– Да. Напрашивается именно такое предположение. Я был в разрушенном доме, в той квартире – ее окна выходят на квартиру знакомой Бродского. Спустя пару недель после визита в «Икеару» он погибает при пожаре. Причем подозревают умышленный поджог. Это может оказаться совпадением… еще одним.
Добродеев покрутил головой:
– Совпадения… дело такое. То есть ты предполагаешь, что грабитель видел убийство, шантажировал Бродского, и тот его убил? А та женщина… какая причина смерти? Что в свидетельстве?
– Сердечный приступ. Она была немолода и нездорова. Я не думаю, Леша, я собираю информацию. Кстати, через год после ее смерти Бродский открыл свое дело.
– Астахов знает? Ты с ним говорил?
– Говорил. Доказательства косвенные, Леша. Надо что-то повесомее. И раз всплыло похожее убийство двенадцатилетней давности, проверить необходимо. Возможно… даже, скорее всего, Бродский непричастен, но я хочу убедиться. Поставить галочку. Как тебе должно быть известно, рано или поздно количество переходит в качество. Или не переходит. А потом мы поговорим с кем-нибудь из коллег его бывшей жены. Драга говорил, что она была нездешняя и уехала из города. Документы на развод прислала по почте. Отношений с ней Бродский не поддерживает. Но, возможно, поддерживает кто-то из ее коллег. – Федор помолчал немного и сказал после паузы: – Если у тебя есть фотография кулона, найденного на трупе… что лежал под снегом, нужно показать: может, кто-то узнает.
Они молчали. Добродеев переваривал услышанное и время от времени поглядывал на Федора испытующе…
…Женщина, открывшая им, сообщила, что Сутеевы здесь больше не живут. Восемь лет назад они купили квартиру у Оксаны Сутеевой, которая вышла замуж и уехала за границу. Ни адреса, ни телефона у нее нет. Но в соседнем подъезде живет ее подруга, может, она знает. Она сейчас гуляет с ребенком, сидит около песочницы на лавочке.
Миловидная молодая женщина и правда сидела на скамейке, а малыш рылся в песке. Добродеев выступил вперед и сказал, что они ищут семью Сутеевых, которые когда-то проживали в этом доме.
– Уже никого не осталось… Ой, а я вас знаю! – воскликнула женщина. – Видела по телевизору, вы журналист Алексей Добродеев! – Тот зарделся. – Вы хотите написать про убийство Иришки? Его поймали?
– Как вас зовут? – спросил Федор.
– Валя… Валентина Храмова. А вы тоже журналист? Их мама Светлана Гавриловна умерла через три года после смерти Иришки, а Ксанка продала квартиру и уехала в Польшу, восемь лет уже.
