Когда Шеремет позвонил, она обрадовалась, думала, соскучился, хочет встретиться, вспомнить старое… Ага, разбежалась! Он хотел узнать про следствие: что говорят, кого подозревают. Выспросил и свалил… козел! Вот на фиг ему знать про следствие? Он-то здесь каким боком? Боится, что поинтересуются, какого рожна приперся? Посмотреть на старую любовь? На счастливого жениха? Или… зачем? Сказал, не выдумывай себе… Что не выдумывай? В смысле, про нас? Прошлое не вернешь?
Она махнула официантке и заказала еще два пирожных и какао. Кутить так кутить! Сосредоточенно жевала, думала, вспоминала…
Глава 19. Траур
Умeршим мир! Пусть спят в покое
В немой и черной тишине…
В. Брюсов. «Умершим мир»
Простуда или вирус все не отступали, Федор Алексеев чихал и сморкался, пил чай с малиной и коньяком и глотал таблетки. Температуры, правда, не было – и на том спасибо. Он перестал бегать в парке в шесть утра и спал… Нет! Дрых! Дрых до упора.
Потом, вялый и сонный, шел на пары, подкидывал учням тему для эссе и сидел молча, невидяще скользя взглядом по их головам, и прокручивал в памяти запись из Дома моделей; рисовал на листке квадратики и круги. Ему легче думается, когда рука чертит геометрические фигуры.
Сегодня учни пишут о феномене смеха: что это такое, какова природа, зачем нужно, что является триггером… и вообще. Смех как реакция на юмор, а юмор как когнитивная стимуляция, в отличие от тактильной, то есть банальной щекотки. С точки зрения философии. Да, да, философы занимались также и феноменом смеха. Аристотель, например.
Есть даже наука о смехе – гелатология, которая пришла к выводу, что смеяться наши супердалекие предки – гоминиды, – начали около четырех миллионов лет назад. Тут возникает законный вопрос: а над чем можно было смеяться четыре миллиона лет назад? Даже трудно себе вообразить! Хотя… Например, над попытками смельчаков ходить на двух ногах вместо четырёх. Бедняги спотыкались и падали, что вызывало хохот у аудитории. Четыре миллиона лет назад! А гомо сапиенс появился всего-навсего около двухсот тысяч лет назад. Из чего следует, что чувство юмора предшествует интеллекту и речи. И как прикажете это понимать?
…Федора разбудил телефонный звонок. Часы показывали девять утра. Звонила Регина Чумарова.
– Федечка! – простонала она. – Ты придешь? Я сойду с ума, честное слово!
– Здравствуй, Регина. Куда я должен прийти?
– Капитан не сказал? Я же просила! Сегодня прощание, в двенадцать, у нас в Доме! Похороны в два. Поминки в «Сове» в четыре. Расписано по минутам, до хрена народу! У меня уже нет сил!
– Регина, я не уверен…
– Федечка, ты не можешь меня бросить! – закричала Регина. – Убийца будет в зале! Они всегда приходят на место преступления… пожалуйста, Федя! Ты его сразу узнаешь! Чертушка тоже просит! Только на тебя вся надежда, ты его сразу узнаешь!
– Регина, у меня занятия…
– Отпусти детей и приходи! Ты хочешь моей погибели? – Она всхлипнула.
– Не хочу. Я приду, – сдался Федор.
«Вся наша жизнь – театр», – сказал классик. А мы не то актеры, не то зрители. Или то и другое: половина на сцене, половина в зале. Или в какой-нибудь другой пропорции. Зрелище – вторая натура человека. Дикарь, потрясая копьем, плясал перед убитым буйволом и падал ниц, приветствуя восход солнца; шаманы устраивали ритуальные танцы с бубном, хранители ритуалов устраивали роскошные свадьбы коронованных особ и их же пышные похороны, отправляя за усопшим свиту, гарем и табун лошадей. Зрелище, театр, картинка! О, дайте нам зрелищ! Дайте, дайте, дайте! Пищу – воображению, горючее – мозгам, тему – для обсуждения, пересудов и сплетен.
Хрустальный гроб, где спит вечным сном принцесса в подвенечном платье и фате, в сложенные на груди руки воткнута горящая свеча. Синеватый огонек колеблется от сквознячков, но не гаснет. И никакому принцу уже не под силу разбудить ее поцелуем. Едва слышная фоновая музыка; море цветов – белых лилий, пахнущих удушливо и печально; стены, затянутые черным крепом. На посту у изголовья гроба – жених Руслан Бродский, Регина Чумарова, Игорек, стайка девушек: Тамара, Сандра, Алина и Аня: все в черном.
Даже в такой печальный день они верны профессиональной выучке: накрашены, элегантны, спина прямая; Сандра по обыкновению раскрашена, как индейский вождь, Тамара – само высокомерие, эффектна и выглядит вдовствующей герцогиней; иногда коротко взглядывает на Руслана. На ней платье с глубоким вырезом, открывающим длинную красивую шею и соблазнительную ложбинку. Алина вполне незаметна и словно в тени; Аня с торчащими ушами и короткими негустыми волосиками, в лиловом шарфе, замотанном вокруг шеи; тут же притулился Юлиан Крещановский в длинном кителе с золотыми пуговицами, отвернувшийся от всех, с несчастным лицом. По другую сторону от Руслана – молодая женщина с гладкой прической, бледная, без грима; рядом с ней полная старуха в кружевной шали и юрист Даниил Драга, очень серьезный, без обычной мальчишеской ухмылки.
Людей пока немного; прибывшие подходят, кладут цветы на длинный столик у изножия гроба; соблюдая приличия, стоят минуту, опустив голову; подходят к группе жениха, негромко выражают соболезнования, жмут руки и отходят, уступая место новым гостям. Дипломированный фотограф Иван Денисенко на работе: сосредоточенно выбирает ракурс и щелкает как заведенный. Тут и там мелькает красная физиономия живчика Леши Добродеева из «Вечерней лошади» – он тоже щелкает происходящее на телефон и одновременно наговаривает на диктофон.
Федор Алексеев стоит поодаль, рассматривает лица скорбящих, полные любопытства. Мрачный жених, не сводящий взгляда с лица Снежаны, заплаканная Регина, застывший Игорек с опущенной головой – в неярком свете сверкает его гладко выбритая макушка, девушки с потупленными взорами. Женщина в гробу бледна, спокойна, отрешена от всего земного. Она – часть ритуала. Зрелище. Вещь… уже. Душа ее, если душа существует, плывет в поднебесной выси, свободная и счастливая. Бледная незнакомка промокает глаза; полная старуха не отрываясь смотрит на Снежану, иногда шепчет что-то и качает головой. Читает молитву?
Народу прибывает. Ритуальный круг повторяется снова и снова: цветы на стол, пожатие рук, соболезнования; лица скорбные и любопытствующие одновременно. Почти все снимают действо на айфон. Распорядитель, бесшумно скользящий по залу, шепотом требует прекратить съемку. Никто не уходит – все толпятся у стен, крутят головами и стреляют глазами, разглядывая друг друга; перешептываются. Приличествующая скорбь на лицах, слезы, носовые платочки. Известные узнаваемые особы города: мэр с супругой, кутюрье Рощенко со своей бандой, светские львицы, режиссер Виталий Вербицкий с его лицедеями; бизнесмены, репортеры, блогеры и другие…
Становится тесно – к жениху уже приходится протискиваться; гости толкаются, дамы поправляют съехавшие шляпки, душно; в зале висит густое облако, тяжелая надрывная смесь из запахов белых лилий, парфюма, дыхания; шепот, шелест, шорох шагов заглушают музыку…
