– Да уж, на месте вы не сидите, – замечает Дон. – Стоит ли снимать жилье? Только деньги на ветер.
– Летом у меня самая горячая пора. Надо же где-то повесить шляпу. Осенью я почаще буду появляться, успею вам надоесть.
– Вот за это и выпьем. Хотите еще пива?
– Нет, спасибо, – сказал Билли, вставая. – Надо поработать.
– Зануда, – говорит Дон и по-дружески хлопает его по спине.
– Каюсь, виноват.
Рагланды с Эвергрин-стрит – Пол и Дениз – приглашают его на цыпленка-барбекю из «Биг клакс». На десерт Дениз подает бисквитные пирожные с клубникой, которые испекла сама. Они восхитительно хороши. Билли просит добавки. Фасио – Пит и Диана, что живут через дорогу, – зовут его на пятничную пиццу, которую едят внизу в игровой под «Индиану Джонса: В поисках утраченного ковчега» вместе с Дэнни Фасио и детьми Акерманов. Фильм производит на ребят такое же неизгладимое впечатление, какое он произвел в свое время на Билли и Кэти в старом кинотеатре «Бижу», где его крутили три сезона подряд. Джамал и Корин Акерманы приглашают Билли на тако и «шелковый» шоколадный пирог, тоже восхитительный. Билли просит добавки. Он набрал уже пять фунтов. Не желая прослыть любителем халявы, он покупает в «Уолмарте» гриль (оплачивает его картой Дэвида Локриджа) и приглашает все три семьи и Джейн Келлогг, вдову из дальнего конца квартала, на бургеры и хот-доги у себя на заднем дворе. Трава там, как и спереди, уже заметно преобразилась.
По выходным он продолжает играть с детьми в «Монополию». Теперь на эти игры собирается вся местная детвора, причем не только с Эвергрин-стрит – всем хочется отнять у чемпиона пальму первенства. Билли неизменно разносит их в пух и прах. Однажды в воскресенье, временно присвоив себе фишку в виде гоночной машинки, за доску садится Джамал Акерман. («Ну, вперед, Белая Америка», – с ухмылкой говорит он Билли.) Играет он чуть лучше, чем дети, но ненамного. Спустя полтора часа Джамал банкротится, а Билли в очередной раз торжествует. Победу над ним, как ни странно, одерживает Корин Акерман – в последнее воскресенье лета. Следящие за напряженной игрой дети устраивают бурные овации, когда Билли объявляет себя банкротом. Он тоже хлопает в ладоши. Корин отвешивает поклон, а потом фотографирует доску. Билли прикладывает усилия, чтобы не попасть в кадр. Впрочем, вряд ли это имеет смысл в наш век телефонов с камерами. Наверняка Дерек уже щелкнул его на свой. И Дэнни Фасио тоже. Дети Акерманов, аплодируя, смотрят на него влюбленными сияющими глазами. Эти игры стали важной частью их жизни. Возможно, для остальных детей они тоже имеют значение, но для Дерека и Шанис особенно, ведь именно с них все начиналось. Билли стал важной частью их жизни, но скоро он их предаст. Он не думает (или не хочет, отказывается думать), что разобьет им сердце, убив Джоэла Аллена, но это событие точно их потрясет. Развеет их иллюзии. Завалит им горизонт. Билли может сколько угодно говорить себе, что рано или поздно это случается со всяким. Мол, не я, так кто-нибудь другой. Но ему тяжело. Так хорошие люди себя не ведут. Впрочем, изменить ситуацию он не в силах. Все чаще и чаще он надеется, что Аллена не экстрадируют – или убьют в тюрьме, или он сбежит, сорвав им все планы.
По будням, если на улице не слишком жарко, он обедает на площади перед «Башней Джерарда». Ему удается познакомиться с Колином Уайтом, местным модником. Уайт производит впечатление не просто гея, а эдакого карикатурного персонажа из комедийного сериала 1980-х: томные жесты, речь с придыханием и закатыванием глаз. Билли он называет «сладким» и «душечкой». Однако за этим театром скрывается недюжинный ум. Ум острый, как бритва. И когда эти глаза не закатываются, они подмечают кучу подробностей. Впрочем, потом многие будут рассказывать полиции о том, какое впечатление произвел на них Дэвид Локридж. Большинство – включая Филлис Стэнхоуп – дадут положительную характеристику, но описание Колина Уайта, пожалуй, будет самым точным. Билли планирует использовать Уайта в своих целях, но с ним надо соблюдать предельную осторожность. Если у Билли есть «тупое я», то у Колина Уайта второе я «дурашливое». Рыбак рыбака видит издалека.
Однажды, когда они сидят на скамеечке в скудной полуденной тени деревьев, Билли спрашивает Колина, как ему удается выбивать из людей деньги, ведь он, в сущности, неплохой человек, да еще и голубой, как яйца дрозда. Колин прижимает к лицу ладонь, невинно таращит глаза и говорит:
– Ну… знаешь, я как бы… меняюсь.
Рука опускается на колени. Приятная улыбка (едва тронутая блеском для губ) исчезает. Мелодичность речи тоже. Томный Колин Уайт, одетый сегодня в золотые штаны-парашюты и узорчатую рубашку с высоким воротником, начинает цедить сквозь зубы голосом зверюги-адвоката:
– Мэм, не знаю, кого вы пытаетесь развести этим нытьем, я на такое не ведусь. Ваше время истекло. Машина вам еще нужна? Если да, имейте в виду: когда я положу трубку, ничего не получив – а пустые обещания мне не нужны, – то следующий мой звонок будет уже не вам, а нашим коллекторам. Распускайте нюни сколько влезет, меня этим не проймешь. – Излагает он убедительно, ничего не скажешь. – Прямо сейчас я должен увидеть на своем экране перевод на шестьдесят долларов. Самое меньшее – на пятьдесят, но только потому, что сегодня я встал с той ноги. – Он умолкает, вновь поднимает на Билли невинные глаза (едва тронутые черным косметическим карандашом). – Теперь понимаешь?
Теперь Билли понимает. Впрочем, кое-что понятнее не стало: хороший Колин Уайт человек или плохой? Возможно, и то и другое. Билли эта концепция настораживает.
2
Все лето на телефон Дэвида Локриджа поступают текстовые сообщения – иногда раз в неделю, иногда два.
Дж. Руссо: Твой редактор еще не успел прочитать последние главы.
Дж. Руссо: Я звонил твоему редактору, но его не было на работе.
Дж. Руссо: Твой редактор по-прежнему в Калифорнии.
И так далее, и тому подобное. Сейчас Билли ждет сообщения об экстрадиции Аллена: Твой редактор готов отправить текст в печать. Получив его, Билли начнет последние приготовления.
А последнее сообщение будет выглядеть так: Чек в пути.
3
В середине августа Ник возвращается из Вегаса. Он звонит Билли и просит его подъехать в особняк, когда стемнеет (мог бы и не говорить). В половине десятого они садятся ужинать. Слуг нет, Ник сам приготовил телятину пармиджано – не бог весть что, зато пино-нуар неплохое. Билли выпивает только один бокал, помня, что ему еще ехать обратно.
Все уже в сборе: Фрэнки, Поли и новенькие, Реджи и Дана. Они от души нахваливают стряпню Ника, включая десерт: магазинный фунтовый кекс, залитый сливками из баллончика (не то «Кул уип», не то «Дрим уип»). Знакомый вкус: Билли частенько ел такую бурду в детстве, пятничными вечерами в доме Степенеков, который они с Робин, Гэдом и другими «сокамерниками» называли Домом Вековечной Краски.
В последнее время он нередко вспоминает этот дом. И Робин. Он был от нее без ума. Скоро он о ней напишет, только имя надо поменять на что-то похожее – на Рикки. Или, может, на Ронни. Билли изменит все имена, оставит только одноглазую девочку.
