В ресторане, позиционирующимся как дачный, зажиточным дачникам предлагались не только белоснежные скатерти, обширное меню и качественный сервис, но и живой огонь в огромном расположенном по центру зала круглом очаге. Наташа после работы радостно прискакала в ресторан и застала там хмурую Ирку, греющуюся за столиком в непосредственной близости от этого очага.
– Оказывается, – сообщила Ирка, глаза которой метали молнии, – мне тут объяснили, дрова надо покупать весной, чтобы они высохли к началу отопительного сезона! Но если в объявлении написано «сухие дрова», то почему они не горят, а шипят?!
– Потому что сырые дрова весят больше, – индифферентно заметил официант, подавая меню.
– Действительно! – согласилась Ирка. – Как я не догадалась? Но их же вроде в кубометрах продают, а не по весу.
Официант пожал плечами.
– Как ты себе представляешь этот процесс сушки дров на улице под дождём и снегом? – спросила Наташа. – Думаешь, они строят специальные ангары?
Ирка фыркнула и углубилась в меню.
– О! Тут есть винегрет, – радостно сообщила она Наташе.
Наташа глянула на цену этого винегрета и решила, что за такие деньги она запросто приготовит ведро винегрета, поэтому есть его тут точно не собирается.
Наконец, определились с заказом, официант забрал меню, и в этот момент в полупустом зале появился крупный упитанный мужик, который громко матерился в телефон. Почтенная публика прервала приём пищи и чинные беседы и посмотрела в сторону вновь прибывшего с укоризной.
– Пардон! – сказал мужик, шаркнул ножкой и убрал телефон в карман явно очень дорогого пиджака, после чего уставился на Ирку и ахнул. – Бог ты мой, какие люди посетили нашу грешную землю.
Наташа сначала решила, что это кто-то из Иркиных знакомых, кого она не знает, но присмотрелась и тоже мысленно ахнула. Перед ними собственной персоной стоял их одноклассник, весельчак, балагур и матерщинник, а по совместительству главный школьный общественник-активист Вадик Сергачёв. Вадик всегда увивался вокруг Ирки и нравился практически всем девчонкам в классе, однако Ирка выносила его общество с большим трудом, считая неисправимым прожжённым лицемером.
– Разрешите присесть? – поинтересовался Сергачёв, отодвигая стул и бесцеремонно усаживаясь за стол к подругам напротив Ирки. Он махнул официанту как старому знакомому. Тот подошёл, и Сергачёв, не глядя в меню, сделал заказ. Чувствовалось, он тут завсегдатай.
– Здравствуй, Вадик, – вежливо поздоровалась Наташа, когда официант удалился. – Конечно, садись, раз ты уже.
Сергачёв перевёл взгляд с Ирки на Наташу.
– О, Китаёза, а это ты? Сразу и не узнать, – он помахал рукой вокруг головы, видимо намекая на Наташин цвет волос.
– Это я, да, – призналась Наташа. – Тебя тоже не узнать, уж больно широк стал.
Ирка смотрела на происходящее молча. Вадик поёрзал по стулу, сел поудобнее, подпёр руками щёки и внимательно посмотрел на Ирку.
– Расскажи, Медведева, неужто ностальгия замучила? Надолго к нам?
– Пока не знаю, – сказала Ирка и пожала плечами. – Присматриваюсь.
Наташа удивилась. Это было нечто новое, обычно Ирка на такой вопрос радостно отвечала, что вернулась навсегда. Хотя такому как Сергачёв совершенно не обязательно докладывать о своих планах.
– Правильно, – согласился Сергачёв. – Присмотрись хорошенько. В этой стране надо уметь жить.
Официант принёс бутылку вина и бокалы. Продемонстрировал бутылку Сергачёву, тот достал из кармана очки, нацепил их на нос, внимательно изучил этикетку и кивнул официанту. Тут Наташа заметила у него на толстом волосатом пальце массивный перстень. Официант налил Сергачёву вина на пробу.
– Сойдёт для сельской местности, – сказал Сергачёв, попробовав вино, и официант разлил вино по бокалам. – Шабли он и у нас в Репино Шабли.
– Шабли скорее в Репино Шабли, чем на Ржевке или в Колпино, – заметила Наташа.
– Обратно правильно. Соображаешь! – Сергачёв одобрительно кивнул. – Давно ты, Китаёза, стала снобом?
– Никогда. Это факт, ведь Шабли скорее повезут в Репино и Комарово, чем в Невскую дубровку. Там у людей доходы не те, – пояснила свою мысль Наташа.
– И это хорошо! Это правильно! Чернь должна знать своё место! – Сергачёв поднял бокал. – Ну, девочки, за встречу.
Наташе совершенно не хотелось пить с этим типом, ведь уж она-то как никто знала своё место во время учёбы в этой навороченной спецшколе вместе с детьми бывшей партийной номенклатуры и работников советской торговли, перерождающихся в «новых русских». И если вдруг забывала, то ей всегда тут же давали понять, где оно, её место. Место той самой черни, которая не должна тут рассиживаться по ресторанам, а должна стоять за стойкой и подавать ключи. Ничего интересного, как сказала Аллочка Верюжская. Но будучи всё-таки женщиной воспитанной, Наташа не стала вести себя как виденная на днях генеральша в доме Маринки Забелиной, и молча выпила вина вместе со всеми. Тем более, не каждый день ей удаётся попробовать Шабли.
– Чернь? – Ирка скептически приподняла правую бровь. Это её умение всегда приводило Наташу в восторг. Может быть, сантехнический принц именно поэтому так запал Наташе в душу, что умел точно так же подымать одну бровь. Однако Ирка не только умела двигать бровями, она ещё шевелила ушами и легко крутила руками одновременно по и против часовой стрелки.
– Именно чернь! Ты не ослушалась, дорогуша, – наставительно поведал Сергачёв. – Наконец, вот это всё закончилось, глупости про «кто был никем, тот станет всем». Хватит уже, наигрались в равенство и братство.
– Когда успели наиграться-то? Этого равенства, и тем более братства, вроде бы никогда не было, – заметила Ирка. – Всегда, даже при Советах кесарю было кесарево, а слесарю слесарево. Это вот в западных демократиях худо-бедно как-то грань между сословиями стирается. И то очень медленно.
– Вот и не надо нам никаких демократий, ни западных, ни суверенных. Мы как-нибудь сами, своим путём.
– Ильич тоже маме обещал своим путём пойти, когда старшего брата повесили, – сообщила Наташа, глядя на пляску огня в очаге.
– Девочки мои дорогие, эти же все демократии и равенства супротивны человеческой природе. Одни рождаются умнее, другие глупее. Глупым надо, чтобы ими умные управляли, направляли их, решали вопросы. Сколько в мире глупцов? Большинство! Это ещё Чехов отметил, сказал, что из ста человек девяносто девять дураков. Поэтому равноправия не будет никогда. И мы с вами будем всегда этим пользоваться, мы ж умные.
– Ты уверен? – Наташа округлила глаза и сделала самое дурацкое лицо, какое смогла.
– Абсолютно, посмотри на меня! – Сергачёв самодовольно ухмыльнулся. – У меня всё замечательно.
Официант принёс заказанное и подлил ещё вина.
– Мне вот интересно, – сказала Ирка. – Почему все, кого я встречаю сейчас на Родине, за редким исключением, пытаются меня убедить, что у них всё хорошо, как никогда?
