– А муж?
– Муж? Кто это? – Прокурор Смирнова сделала круглые глаза и поглядела по сторонам.
– В большинстве случаев это тот чувак, который отец твоих детей, – пояснила Наташа. – Хотя не факт.
– Ах, этот. – Прокурор Смирнова усмехнулась. – Он точно муж, но абсолютно точно не мой.
– Как это? – не поняла Наташа, которой сразу стало жаль Смирнову, невзирая на её звание. Она живо представила, что бывший муж прокурора оказался коварным изменщиком, был изгнан и завёл себе новую семью.
– Так это! Много будешь знать, скоро состаришься, – буркнула Смирнова, она ж не знала, что Наташа её жалеет. – Человек он хороший, обеспеченный, не жадный, при серьёзной должности и звании. Меня всё устраивает, грех жаловаться.
– То есть? Ах, вон оно как… – До Наташи дошло, что отец детей прокурора Смирновой точно коварный изменщик, только изменяет он не прокурору, а своей законной жене.
– Это удачно, да, – Ирка понимающе кивнула головой.
– Ещё как удачно! – согласилась с ней прокурор Смирнова. – За удачу надо непременно выпить.
Выпили за удачу.
– У Мухи тоже х…ва туча детей, – ни к селу ни к городу сообщила Наташа. – Четвёртый на подходе.
– Да ты завидуешь? – Прокурор прищурилась.
– Чему?
– Не чему, а кому. Мухиным бабам? Я слышала, ты своего детёныша сама одна растила.
– Интересное дело! – возмутилась Наташа. – Я с Иркиного отъезда ни с кем никогда не общалась, а все про меня чего-то знают и слышали.
– Не знаю, кто эти все, но вспомни, кто я! – Прокурор Смирнова постучала себя по плечу, видимо намекая на свои погоны. – Я про всех всё знаю, и про Муху, и про дуру Верюжскую, и про шлюху нашу Скворцову. Я только про Ведмедя ничего не знаю, у меня в Америках никаких концов нету.
– Ха, ха, ха, – сказала Ирка. – Вот мне повезло.
– Тебе очень повезло, ты даже не представляешь как. За это надо выпить!
Выпили за везение.
– А твоего Муху, Китаёза, пора раскулачивать, зазнался парнишка, берега попутал.
– Чего это он мой? Раскулачивай на здоровье, только он ничего не боится, – сообщила Наташа с гордостью в голосе. Пусть знает, что есть ещё на свете люди, которые прокурора не боятся.
– Да ты что?! Неужели?
– Да! – подтвердила Ирка. – Он дружит с правильными людьми. Говорит, тем, кто дружит с правильными людьми, бояться нечего.
– Соображает, гадёныш! За это надо выпить.
– За что? За то, что Муха соображает, за дружбу или за правильных людей? – решила уточнить Наташа.
– За дружбу с правильными людьми, – пояснила прокурор. – Без этого никак.
Выпили.
– Только как понять, кто правильный человек, а кто не совсем правильный? – поинтересовалась Ирка.
– Легко! Если человек может решить твою проблему, значит, он правильный, а если не может, то не совсем.
– А ты правильный человек? – продолжила допытываться Ирка, видимо прикидывала, стоит ли им как следует задружиться с прокурором Смирновой. Наташа в очередной раз восхитилась подругой.
– Нет. – Прокурор для убедительности помотала головой. – Я действую строго в рамках закона.
– Гонишь! – Наташа хихикнула, определив, что прокурор Смирнова тоже не лыком шита, видать уже прикинула, что дружить ей с Иркой и Наташей не имеет никакого практического смысла. – Закон как дышло. Это мы с самого детства знаем.
– Истинно глаголишь, – согласилась прокурор. – Вот, смотри, приходит Муха к правильному человеку и жалуется, что другой правильный человек хочет его, к примеру, раскулачить. И кого эти два правильных человека позовут, чтобы проблему промеж собой решить?
– Кого?
– Меня, разумеется. А я уже взвешу все обстоятельства и решу, кто из этих правильных людей самый правильный!
– Ничего не поняла, – призналась Ирка.
– Я поняла, – сообщила Наташа. – Надо дружить не с правильным человеком, а с прокурором, за ним сила.
– Неверно! Надо дружить с самым-самым правильным человеком, потому что за ним и прокурор, и сила закона, – пояснила бывшая отличница. – За это надо выпить.
Выпили за силу закона, и отдельно просто за силу.
– Выходит, кабздец Мухе, – печально сказала Наташа, которая представила, как Муху раскулачили, и он идёт босой и несчастный по дороге с узелком на палочке, а за ним его голодные детки, бабы и беременная служанка.
– Вот это правильно, – согласилась прокурор Смирнова и посмотрела на Наташу стальным тяжёлым взглядом. – Всем вам кабздец! Неужто ещё не понятно?
– А тебе никого не жалко? – спросила Ирка.
– Почему? Деток моих жалею, бабку ихнюю, мать мою тоже жалею. Думаешь, прокуроры бессердечные? Ещё какие сердечные.
– Давайте, выпьем за сердечность, – предложила Наташа. – Да нам, пожалуй, пора двигать.
Выпили за сердечность.
Из квартиры прокурора Смирновой бежали пешком по лестнице, выскочили из парадной и понеслись по Московскому проспекту энергичным шагом, остановились и перевели дух только у метро «Парк Победы». Зашли в парк, сели на лавочку.
– Говорят, в парке Победы завёлся маньяк, пристаёт к женщинам, – сообщила Наташа.
– Знаешь, мне после прокурора Смирновой никакой маньяк не страшен, – призналась Ирка.
– Ты американская гражданка, чего тебе прокурора бояться? Это нам кабздец, она сказала.
– Ага! Ты разве не знаешь, что американские граждане все поголовно шпионы. Я телевизор в отеле смотрела по вечерам.
– Не бойся, подозреваю, пока ты никакому правильному человеку дорогу не перешла, тебе можно закона с его силой не бояться.
– Как же не перешла? Я такому правильному человеку, которого ты прозвала Седым, отказала в любезности, не отдалась.
– Пусть найдёт тебя сначала.
– А чего искать? Спросит у Смирновой или ещё какой-нибудь другой законницы, где я проживаю, и явится. Это у Смирновой в Америке никаких концов, а у нас мы все у неё как на ладони.
– Для этого ещё Муха должен ему твою фамилию сказать.
– Да Муху и пытать не надо, наверняка, уже всё доложил, кто есть ху.
– Ну тебя, не выдумывай страсти.
– А чего выдумывать? Всё уже выдумано до нас. Мне бабушка рассказывала, она красивая была, так одевалась во что похуже, чтоб не позарился никто из этих вот, из правильных.
Тут Наташа вспомнила историю, как одна воспитательница детского сада приглянулась одному чуваку, и не какому-то важному шибко правильному человеку, а всего-то …, тьфу! И случилось это всё не в те давние времена, когда Иркина бабушка была красавицей, а вот совсем недавно.