Чертов трус.
– Нам нужно поговорить, дорогой. Это не может и дальше продолжаться.
– Может. И будет. Уходи, – простонал я.
Я выглядел дерьмово. И вел себя как маленький ребенок. А еще напился до бесчувствия, что она, несомненно, заметила. Но мама проигнорировала мои слова, поднялась на крыльцо и распахнула двери.
– Я заварю чай. И тебе следует зайти в дом, дорогой. На улице холодно.
Мама продолжала вести себя как любящий родитель, кем и являлась, даже после того, как я заставил ее пройти через ад. Даже оставаясь последним человеком, на которого мне следовало злиться, ведь каждый раз, смотря на меня, она видела подтверждение связи своего мужа и родной сестры. В моих глазах, которые мне достались от Нины. В губах, которые достались от него. Да даже мое существование, скорее всего, стало занозой в ее сердце. Но при этом каждый раз она заставляла меня чувствовать, что это сердце бьется ради меня.
И именно это заставило меня оторвать задницу от ступенек.
– Не смей двигаться с места, – ткнув пальцем в сторону отца, громко заявил я. – Я поговорю с ней, но тебе здесь не рады, лживый кусок дерьма.
Две минуты спустя мама накинула мне на плечи плед, пока я впервые в жизни пил крепкий чай. Какой мужчина моложе шестидесяти станет охотно пить чай?
Я, наверное.
– Выслушай меня, дорогой. – Мама заняла место напротив и, подавшись вперед, положила ладонь на мою руку. Ее кожа оказалась теплой. Неужели она не замерзла? Ну да, она же не просидела несколько часов на улице, пытаясь искупить свою вину. – Знаю, ты зол и растерян. И никто не осуждает тебя за эти чувства. Но если ты хотя бы на мгновение подумал, что я все тут же простила твоему отцу, то ты глубоко ошибаешься. Я подала на развод, Дин. Узнав о случившемся, я не хотела даже видеть твоего отца. И, честно говоря, уж точно не хотела тебя.
Ох.
– Но ты здесь. – Но моем лице появилась ухмылка, которая не затронула моих глаз.
– Верно, – с улыбкой согласилась она. – Из-за тебя. Ты того стоил. Как только я поняла, что ты принадлежишь мне и именно мне предстоит о тебе заботиться, я захотела тебя. Настолько, что согласилась дать Илайе еще один шанс, которого он совершенно не заслуживал. Твой отец все портил. Постоянно. Но не всегда это оказывалось таким ужасным, как казалось со стороны. И тебе следовало бы понимать это лучше, чем кому-либо.
Она говорила о Рози и Милли. И была права. Даже несмотря на то что я не любил Милли, а она не любила меня, мы начали встречаться.
– Но ведь ты сама настаивала, чтобы я сблизился с ней. Чтобы я проводил лето на ее ферме, – выдавил я.
Мама покачала головой.
– Дин, ты же сам умолял меня отпустить тебя. Говорил, что тебе там нравилось. И я не видела в этом ничего ужасного, раз она перестала употреблять наркотики и поселилась на ферме. Вот только Нина обманывала нас. Я считала, что ты расскажешь нам, если тебе что-то не понравится. Я постоянно спрашивала тебя, Дин. Каждое лето я интересовалась, нравилось ли тебе там. И ты всегда говорил «да».
– Я хотел, чтобы она полюбила меня. – Я сглотнул и скривился от собственных слов. – Господи, как же жалко это звучит. Даже для моих собственных ушей.
Мамины глаза заблестели от навернувшихся слез. Мне стало больно за нее и за себя, но это не могло сравниться с болью, которую я испытывал за Рози.
Хлопнула входная дверь. Мама встала и оглянулась через плечо с безмятежным выражением на лице.
– Вам есть о чем поговорить с отцом. Но я хочу тебе кое-что сказать, Дин. Любовь не совершенна. А жизнь не идеальна. Но и то и другое настолько красиво, что этим следует дорожить каждый божий день. Я счастлива с твоим отцом. И все, что случилось в прошлом, принадлежит лишь прошлому.
Илай вошел на кухню, выкрашенную в желтый цвет и оформленную в деревенском стиле, а затем занял место, которое секунду назад освободила мама. Я снял маску, надетую специально для нее, и продемонстрировал отцу свое истинное лицо засранца. То, которое, как я теперь знал, досталось мне от него.
– Мне казалось, я сказал тебе не выходить из машины.
– Мне казалось, что ты знаешь, что не стоит приказывать своему отцу, Дин Леонард Коул.
Я ухмыльнулся и, откинувшись на спинку стула, развел руками.
– Думаю, мне стоит поблагодарить тебя, ведь ты наконец соизволил признаться в том, что я твой биологический сын. Следует ли мне добавить еще несколько сотен тысяч долларов, чтобы услышать, как это произошло? Или где? И, конечно, кричит ли Нина во время секса?
Хотя я и так знал ответ на последний вопрос. Нине нравилось ставить меня в ситуации, когда я чувствовал себя неловко. По-настоящему неловко. Не помню ни одного лета, чтобы я не увидел или не услышал, как они с Филином трахались. Меня от этого тошнило, но я ничего не мог с этим поделать. Спасибо тонким стенам. Вдобавок иногда я заходил на кухню или в гостиную, и заставал их в процессе. А они на это лишь ухмылялись мне. Неудивительно, что мне нравилось проводить время на сеновале.
– Я могу тебе помочь.
Отец проигнорировал высказанную мною чушь, что случалось не часто. Он никогда не спускал мне подобного дерьма. Даже когда мне исполнилось тридцать.
– Помочь с чем? – растерялся я.
– С твоими пагубными привычками. А еще, наконец, услышать правду.
– Твоя правда обошлась мне в шестьсот тысяч долларов.
– Ты же знаешь, что деньги не проблема. И никогда не были проблемой, Дин. Просто я не чувствовал, что ты готов столкнуться с правдой, поэтому решил дождаться, когда ты сам этого захочешь. Сынок, – он положил очки на стол и прижал большие пальцы к глазам, – мы с твоей мамой скучаем по тебе. И хотим все исправить.
Я посмотрел на телефон, лежащий на столе. Вишес написал мне утром, что все еще не смог уговорить ЛеБланов позволить мне увидеть Рози. Так что мне больше нечем было заняться. Так почему бы не потратить время на то, чтобы выслушать моего папочку-молчуна.
– Не торопись, засранец, – пробормотал я, а затем убрал плед и включил обогрев комнаты.
Папа, поджав губы смотрел, как я сунул в рот сигарету и выпустил облако дыма. Ему это не нравилось. Но в этот раз у него не оставалось выбора, кроме как смириться.
– На что, черт побери, ты уставился? – выпалил я, после того как он целую минуту пристально смотрел на меня.
Какого хрена с ним творилось? Он выглядел так, словно плакал, и от этого я чувствовал себя неуютно. Нет, я не считал плачущих мужчин слабаками – ладно, перефразирую, все зависит от количества слез, ситуации и обстоятельств, – но у меня как-то не укладывалось в голове, что Илай Коул производил настоящие человеческие слезы. Обычно он выглядел совершенно равнодушным к происходящему вокруг. И хотя был сентиментальным, всегда тщательно скрывал это.
