– И кто же? – тяжело дыша, спросила Рози.
Я тут же замедлил шаг.
– Она просит за его имя шестьсот тысяч долларов.
– Но это же безумие! – возмутилась малышка ЛеБлан, топнув ножкой.
Я остановился и обернулся, чтобы посмотреть на нее. Ее лицо раскраснелось, а на нем отражалась боль. Моя боль. И это я виноват в ее появлении. Конечно, мне никогда не хотелось играть на ее чувствах, но я наслаждался ее теплом, потому что Рози горела для меня.
– И? Ты заплатил ей? – Она пнула комок земли.
– Нет. – Я провел рукой по ее косе и слегка дернул за кончик. – Но именно поэтому она ведет себя как сумасшедшая преследовательница и продолжает названивать мне каждые полчаса. Ферма Уиттакера приносит только убытки, а у нее довольно дорогие привычки. Отпускаемые по рецепту лекарства больше ей не помогают. Она ненавидит своего мужа и хочет уйти от него. А еще хочет, чтобы я помог ей. Но об этом, черт побери, не может быть и речи.
– Но ты же хочешь узнать, кто твой отец, верно? – Рози растерянно моргнула.
Я кивнул.
– Да, но это чувство не взаимно. Ведь будь это так, он бы уже связался со мной.
– Может, он не знает о твоем существовании, – предложила малышка ЛеБлан.
Именно на это я и надеялся. Молился. И в этом убеждал себя каждую ночь.
– А может, ему наплевать. – Я продолжил идти, и она пристроилась в ногу со мной.
– А может, он опасается твоей реакции после всех этих лет, – возразила она. – Возможно, Дин, тебе следует делать то, что ты считаешь правильным для себя, даже если это не то, чего хочет Нина.
– А может, – я вел себя как гребаный четырехлетний ребенок, но не мог остановиться, – он решил посоревноваться с Вэл за награду «Худший родитель в мире». И как Луне лучше без матери, которая не объявляется, мне лучше без него.
Мы остановились посреди небольшой рощицы, хотя ушли от машины всего километра на полтора. Рози шла со скоростью улитки. Она повернулась ко мне лицом, и я вдруг осознал, что никогда не видел столько слез. Ее щеки и подбородок покрывали влажные дорожки, а вокруг глаз размазались круги от туши.
– Мне жаль, что это случилось с тобой, – сказала она совершенно искренне.
Но мне не хотелось от нее жалости. Я хотел, чтобы она считала меня настоящим зверем, который пронесет нас сквозь штормы и ураганы. До ада и обратно. Через жизнь – и если это необходимо, то даже через смерть.
– Не верится, что ты скрывал от нас это все эти годы. – Рози вытерла слезы рукавом черного пальто. – Твои друзья имеют право поддержать тебя, Дин. Ты должен им все рассказать.
Ни за что.
– Не-а, куколка. Этого не случится. У нас у всех есть свои секреты, поверь мне. И именно они делают нас теми, кто мы есть. Но наша дружба не становится от этого менее крепкой.
И это была правда.
– Знаешь, что ты должен сделать? – Рози задумчиво прикусила нижнюю губу.
Я уставился на нее. Даже если бы она сказала всю дорогу до Тодос-Сантоса исполнять громкие отрыжки, я бы послушался.
– И что же?
– Ты должен добраться до брюха зверя и убить его. – Ее глаза загорелись решимостью.
Я ухмыльнулся и заправил выбившийся локон из ее косы ей за ухо.
– Убить Нину? Заманчиво, но не думаю, что она стоит нескольких лет в тюрьме.
Рози закатила глаза.
– Нет. Ты должен поговорить с ней. Заплатить ей деньги. Увидеть отца. А затем двигаться дальше, что бы ты ни узнал. Ты никогда не избавишься от своих пороков, если не сделаешь этого. И, думаю, мы оба это понимаем.
– Она не заслуживает и пенни, – пробормотал я.
– После того что она сделала, – Рози обхватила мою шею ладонью, а затем провела рукой до торса, – ничто не сделает ее счастливой. Она прогнила насквозь. Так зачем опускаться до ее уровня? Ты никогда не испытаешь удовольствия от того, что заставишь другого человека чувствовать себя плохо, как бы сильно ты ни пострадал из-за него. При этом сострадание – самое ценное качество любого человека. Вот почему все войны когда-нибудь заканчиваются. Вот почему большинство людей любят своих детей, а не издеваются над ними. Пообещай мне, что ответишь ей?
Я кивнул, хотя совершенно не хотел разбираться с дерьмом Нины. Мне и без этого хватало сложностей в жизни. Я сходил с ума от девушки, которая каждый день ложилась спать, не зная, проснется ли следующим утром. А я сам боролся с демоном алкоголя, пытаясь вырваться из его когтей. Каждый. Божий. День.
– Обещаю, – сказал я. – Я сделаю это для тебя.
– Нет, – возразила Рози и подтянула меня за воротник бомбера от Ted Baker. – Для себя, – поправила она, не обращая внимания на слезы, текущие по лицу.
Но как только я собрался шагнуть к ней и обнять, она отступила от меня.
– Теперь моя очередь.
– Я слушаю.
Я впился в нее взглядом. Но тут ощутил, как заморосил дождь. И мы оба подняли головы, молча уставившись на пепельное небо. Я стянул пальто и закутал ее, а затем подхватил на руки, словно невесту, и направился вверх по холму, чтобы вернуться к машине. Дождь капал редко, да и погода была не такая уж и холодная, но я переживал за Рози, даже если скрывал это от нее каждый раз, когда мы оказывались вместе.
Малышка ЛеБлан обвила руками мою шею. А затем опустила взгляд на свой живот и начала говорить.
– Год назад, когда Вишес и Милли воссоединились, он оплатил нам просто потрясающую медицинскую страховку, и я впервые повстречала доктора Хастинг. Она захотела провести кучу анализов, чтобы получше оценить мое состояние, учитывая то, что я только вылечилась от очередной легочной инфекции, от которой, казалось, никогда не оправлюсь. Я собиралась вернуться в школу медсестер, но доктор Хастинг сказала мне… – Рози замолчала и, тяжело сглотнув, покачала головой. Ее глаза закрылись. Я тысячу раз сломался внутри, но не показывал ей этого, а лишь молча ожидал продолжения. Вздохнув, она снова открыла рот: – Она сказала мне, что мне не следует возвращаться к учебе, потому что я никогда не смогу стать медсестрой. Моя иммунная система настолько слаба, что мне следует привести ее в порядок даже для простого перелета. Вот почему я так удивилась и занервничала, когда ты повез меня в аэропорт пару дней назад. И так как мне не следовало работать с больными людьми, она предложила мне поискать что-то более практичное. Но я люблю помогать людям.
Ее последние слова сменились кашлем, и я ускорил шаг от охватившей меня паники, которая смешалась с мучительным горем.
– Поэтому я решила стать волонтером. И единственное место, в котором стерильная обстановка, ограждающая от любых болезней, – это…
– Отделение реанимации и интенсивной терапии новорожденных, – закончил за нее я.
