– Перестань защищать свою сестру. – Папа провел рукой по лицу.
Каждый произнесенный им слог прожигал во мне дыру с силой лесного пожара. Прищурившись, он смотрел мне куда-то за спину, не в силах даже взглянуть на меня.
– Ты убиваешь маму и себя. А ведь у тебя появился парень, причем врач. Мужчина, который мог дать тебе все, в чем ты нуждалась.
– Даррен врач-ортопед. Его и врачом то в полной мере назвать нельзя. Он такой же врач, как Росс Геллер.
Да-да. Большинство моих культурных отсылок из сериала «Друзья». Засудите меня.
Но папе мое замечание не показалось смешным. На самом деле, он вообще никак на него не среагировал, а вместо этого взял сначала телефон, а затем упаковку табака, который жевал после ужина, собираясь уйти вслед за мамой.
– Ты поступила как настоящая эгоистка, расставшись с ним. Ведь продолжи вы отношения, тебе бы пришлось взглянуть в лицо своим проблемам, дорогая. Но ты никогда не умела этого делать, поэтому бросила школу медсестер, живешь в оплаченной квартире и работаешь официанткой в свои двадцать восемь лет. – Он глубоко вздохнул и закрыл глаза, словно собирался с силами, чтобы закончить свою речь. – Твоя сестра выходит замуж через неделю. И мы здесь собрались ради нее, но вновь все разговоры и переживания только о тебе. Твоей матери не нужно время. Ей нужна здоровая дочь.
– А как же «делай что хочешь», папочка? Как же «поступай как знаешь, главное, прислушивайся к здравому смыслу»?
Я вскочила на ноги, чувствуя, как каждая мышца на лице дрожит от гнева. У меня никого не было. Кроме Милли. Потому что остальные сразу же навешивали на меня ярлык «больная» или «слабая».
Папа покачал головой. Он был невысоким, худощавым мужчиной с мускулистым телом, полученным из-за каждодневной работы. Но сейчас казался большим и производил сильное впечатление.
– Ты уехала в Нью-Йорк в восемнадцать, Рози. А сейчас тебе двадцать восемь. Большинство твоих ровесников-мужчин уже хотят остепениться и завести семью. Но ты умудрилась бросить того, кто не только хотел пожертвовать этим ради тебя, но и действительно мог позаботиться о тебе. – Милли открыла рот, собираясь что-то сказать, но папа не дал ей произнести ни слова. – Она должна это услышать. И понимать, что не стоит привередничать.
А затем вышел из комнаты.
– Полагаю, самое время позволить тебе собрать осколки, – пробормотал Вишес и поцеловал Милли в макушку.
После чего тоже оставил нас. Двери закрылись с тихим щелчком, от которого у меня сильнее забилось сердце.
Сестра смотрела в свою тарелку, потирая бедра, как делала всегда, когда нервничала. Ее красивое платье с серебристыми звездами задралось до самых бедер.
– Прости, – наконец, выдавила она.
По крайней мере, она не стала успокаивать и утешать меня, как поступают обычно люди.
– Папа никогда раньше не грубил мне, – слова с таким трудом вырывались из горла, что я едва не давилась ими.
Мне требовался ингалятор. И поддержка родителей. И простые объятия. Милли подняла голову и встретилась со мной взглядом. В ее глазах читалась боль. Она тоже считала меня безнадежной. Просто не хотела давить, как это делали они.
А я, понимая, что мы остались одни, наконец дала волю слезам.
– Они любят тебя, – выдохнула она.
– А я люблю их, – парировала я.
Милли поднялась на ноги и разгладила свое платье.
– Я знаю, что ты не ожидаешь этого услышать от меня, но подумай о возвращении домой. Мне не хватает тебя, Козявочка Рози. Я до безумия скучаю по тебе. А папа и мама очень сильно переживают.
– За мое здоровье или за свою совесть? – Я уперла руки в бока и пристально посмотрела на нее. – Как давно ты об этом знаешь? Что папа верит, будто я глупее пробки, а мама ведет себя так, словно я нахожусь в камере смертников?
– Рози…
– Ты тоже считаешь меня не очень выгодной партией? – Я рассмеялась сквозь слезы. Господи, истерики не мой конек. – Что Даррен оказал мне большую услугу, решив встречаться с такой больной, как я?
– Конечно же ты выгодная партия! – воскликнула она.
Ну конечно. Просто не такая выгодная, как она.
Желание доказать, что она неправа, прожигало каждую клетку моего тела.
– Прошу, оставь меня одну.
Я опустилась на стул и, уперев локти в стол, спрятала лицо в ладонях.
Милли послушно вышла из комнаты.
А я закрыла глаза и позволила страданиям закружить меня в водовороте жалости к себе, после чего трижды ударилась головой о белоснежную скатерть.
Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо.
Добро пожаловать в Тодос-Сантос, Рози.
Глава 8
Рози
Что помогает тебе почувствовать себя живой?
Бегать босиком. Чувствовать, как ветки ударяют по лицу, груди, ногам. Пораниться. Испытывать боль. Рисковать.
Дин заехал за мной на старом красном пикапе с удлиненной кабиной. Я даже не представляла откуда он его откопал, но так сильно хотела убраться отсюда, что без раздумий запрыгнула бы в огромный автобус с незнакомцами в балаклавах, предлагающими странные конфеты.
Я не собиралась пускаться во все тяжкие, по крайней мере, не планировала этого. Просто хотела заполучить несколько спокойных минут с кем-нибудь, кто не станет меня критиковать.
Поэтому, когда Дин остановил машину перед воротами виллы, я подбежала к нему, вскочила на пассажирское сиденье и пристегнула ремень безопасности.
Я выглядела просто ужасно в джинсовой юбке и мешковатой белой футболке с логотипом Ассоциации ортопедов – ее Даррен привез с конференции в начале этого года, – а после пятичасового перелета и беспокойного сна на голове творился кавардак.
– Поехали, – приказала я, глядя вперед.
У меня все еще не укладывалось в голове, что моим спасителем стал Дин «Рукус» Коул. Но это лишь подтверждало, насколько мне сейчас плохо. Поэтому я и не стала смотреть на него. Побоялась, что он сможет понять по моим глазам, какие чувства бушевали во мне. Сможет увидеть уродливую правду.
Он не стал спрашивать куда ехать. А просто достал бутылку бурбона Jim Beam и добавил:
– Опусти стекло. Я включу какую-нибудь музыку.
Впервые в жизни меня порадовало, что он страдал от алкоголизма. И тут же схватила бутылку.
– Твое здоровье. – Я приподняла ее в воздух, а затем сделала щедрый глоток.
В течение часа мы бесцельно кружили по Тодос-Сантосу. Мимо парка Свободы, мимо Школы Всех Святых и хорошо освещенной пристани для яхт, которая привлекала туристов со всего мира. Соленый океанский бриз овевал мое лицо, даря некоторое утешение. Я сделала еще один глоток. На «Пиратской радиостанции» крутили грустные песни о любви на испанском, и хотя я не понимала ни слова, от них все равно щемило сердце. Так что постаралась использовать это время, чтобы успокоиться и напомнить себе, что все в порядке.
