— Сидите. Я принесу.
В это время она попыталась взять себя в руки. Свою историю она рассказала лишь наполовину, и худшая, самая болезненная часть была еще впереди. Он принес ей стакан чистой воды со льдом. Сделав два затяжных глотка, Лора продолжила:
— Мы поехали в Париж. Это все равно как если бы Золушке сказали, что полночь никогда не настанет. Мы рассчитывали пробыть там месяц, а так как Джеффри стремился придать своим снимкам парижский колорит, в поисках места для съемок мы обошли весь Париж. Однажды вечером мы отправились на вечеринку. Стояла роскошная весенняя ночь, когда все женщины и все мужчины красивы. И этой ночью я встретила Тони.
Гейб уловил в ее голосе дрожь, заметил тень боли в ее глазах, и понял, что сейчас она говорит об отце своего ребенка.
— Он был галантен и очарователен. Совсем как принц из «Золушки». Последующие две недели все свободное от моей работы время мы проводили вместе. Мы танцевали, сидели в маленьких кафе, гуляли по паркам. Он был готов выполнить любое мое желание, дать мне все, чего я никогда не имела. Он берег меня, как редкое и ценное бриллиантовое ожерелье. Тогда я думала, что это и есть любовь.
На мгновение она замолчала и задумалась. Это была ее ошибка, ее грех, ее тщеславие. Даже сейчас, спустя год, рана еще саднила.
— Джеффри ворчал, говорил о богатых молоденьких мальчишках, не знающих, куда девать свою энергию, но я не слушала. Я хотела быть любимой, хотела, чтобы кто-то заботился обо мне, желал меня. Когда Тони предложил мне стать его женой, я не заставила себя упрашивать.
— Вы вышли за него замуж?
— Да. — Лора снова взглянула на Гейба. — Я решила сказать вам, что не была замужем за отцом ребенка. Так мне казалось проще.
— Но у вас нет кольца. Краска стыда залила ее лицо.
— Я его продала.
— Понятно. — В голосе Гейба не было осуждения, но она все равно его почувствовала.
— Мы остались в Париже на медовый месяц. Мне хотелось вернуться в Штаты и познакомиться с его семьей, но Тони уговорил остаться там, где мы счастливы. Я согласилась с ним. Джеффри злился на меня, читал мне нотации и кричал, что я растрачиваю себя. Тогда я думала, что он имеет в виду мою карьеру, и проигнорировала его. Только позже мне стало ясно, что он говорил о моей жизни!
В камине треснуло полено, и Лора вскочила. Глядя на пламя, ей было легче продолжать свой рассказ.
— Тогда я считала, что нашла все, что когда-нибудь могла пожелать. Оглядываясь назад, я понимаю, что недели, которые мы провели в Париже, были неким волшебством, чем-то не вполне реальным, но во что веришь, потому что не хватает ума разглядеть иллюзию. Наконец настало время возвращаться домой.
Она сцепила пальцы и принялась беспокойно шевелить ими. Гейб понял, что она очень волнуется, но, несмотря на желание успокоить ее, сдержался.
— Вечером накануне нашего отъезда Тони ушел, сказав, что у него какое-то срочное дело. Я ждала его, жалея себя: молодой муж оставил меня одну в нашу последнюю ночь в Париже!
По мере того как становилось все позднее и позднее, жалость к себе сменилась страхом. Вернулся он в четвертом часу. Я была сердита и расстроена.
Она снова замолчала. Гейб снял со спинки кушетки туркменский плед и укрыл им ее колени.
— Между вами произошла ссора?
— Да. Он был очень пьян и настроен весьма агрессивно. Тогда я впервые увидела его таким, но потом приходилось. Я поинтересовалась, где он был, и он ответил… что это не мое дело! Мы начали кричать друг на друга, и он сказал, что был с другой женщиной. Сначала я решила, что он говорит это для того, чтобы позлить меня, но потом поняла, что это правда, и заплакала.
Вспоминая, как она малодушно рыдала, Лора и сейчас стыдилась себя.
— Это еще больше разозлило его. Он, как капризный маленький мальчик, разбрасывал по комнате вещи, кричал, что мне придется привыкнуть к его образу жизни и что вряд ли я имею право упрекать его, если сама была шлюхой Джеффри!
На последних словах ее голос дрогнул, поэтому она схватила стакан и охладила горло водой.
— Это меня обидело больше всего, — вымолвила она. — Джеффри всегда был мне только отцом и никогда, никогда не был чем-то большим! И Тони знал, прекрасно знал, что до нашей брачной ночи я никогда не спала ни с одним мужчиной! Я рассердилась, встала и начала кричать на него. Не помню даже, что я кричала, но он пришел в невероятную ярость. И он…
Гейб увидел, как напряглись ее пальцы на мягких складках туркменского пледа. Потом он заметил, как она с усилием, тщательно снова их расслабила.
— Он ударил вас, Лора? — стараясь говорить спокойно, спросил он.
Она не ответила, казалось, слова застряли у нее в горле. Тогда он прикоснулся рукой к ее щеке и повернул ее лицо к себе. В ее глазах блестели слезы.
— Это было гораздо хуже, чем с дядей, потому что я не могла убежать! Тони был гораздо сильнее и проворнее. От дяди просто доставалось любому, кто попадался ему под руку. Тони же намеренно и изощренно избивал меня. Затем он… — Но она не могла заставить себя рассказывать о насилии.
Однако очень скоро она продолжила, и Гейб молча слушал, а внутри него закипала ярость, пока ему не показалось, что он вот-вот взорвется. Он понимал темпераментных людей, сам мог моментально вскипеть, но никогда не мог понять и простить тех, кто причиняет боль тому, кто меньше и слабее.
— Когда все закончилось, он просто отправился спать, — уже спокойнее продолжала Лора. — Я лежала, не зная, что делать.
Это забавно, но позже, когда я разговаривала с другими женщинами, пережившими то же самое, я узнала, что большинство из них прощали мужей и считали, что в конце концов все как-то уладится. На следующее утро Тони рыдал, извинялся, обещал, что это никогда не повторится. Вот так мы и жили.
— И вы остались с ним?
Она то краснела, то бледнела от стыда.
— Мы были женаты, и я думала, что это меня обязывает быть терпеливой. Вскоре мы вернулись в Штаты и стали жить с его родителями. Они возненавидели меня с самого начала. Их сын, богатый наследник, за их спиной женился на нищей простолюдинке! Мы жили с ними, и, хотя все поговаривали о том, чтобы приобрести для нас собственный дом, никто ничего не делал. Можно сидеть с ними за одним столом, поддерживать с ними разговор, но быть при этом совершенно чужими для них. Они были потрясающи. Тони становился все хуже и хуже. Он начал встречаться с другими женщинами, почти афишируя это. Они знали, что он делает, и знали, что про исходит со мной. Положение становилось все отвратительнее, пока я не поняла, что надо уходить. Я сказала ему, что хочу развода. Он, казалось, на какое-то время немного остепенился. Обещал, клялся, что будет лечиться, встретится с советником по вопросом брака, словом, сделает все, что я захочу. Мы даже начали присматривать дом. Должна признаться, что я его разлюбила, и с моей стороны было неправильно, очень неправильно оставаться с ним и строить какие-то планы на совместную жизнь. Я только не понимала, что за другой конец тянули его родители. Они держали в своих руках все финансовые дела, и ему было сложно жить самостоятельно. А вскоре я обнаружила, что беременна.
