Кир молчит, и я вижу, как торчащая из ворота рубашки шея покрывается алыми пятнами. Как и лицо — оно багровеет на глазах.
— Ты же шутишь так, да? — давит вежливую улыбку.
— Нет. Прости.
— Понятно, — какое-то время от стоит, а потом резко разворачивается и, не говоря ни слова, уходит. А я выдыхаю с облегчением.
Не нужно было вообще начинать с ним эти нелепые отношения, я же никогда его не любила. Хотя раньше я и не знала, что такое эта долбаная любовь.
Дверь снова открывается, и в комнату входит опечаленный отец. Молча опускается на край кровати и устало проводит ладонями по лицу.
— Зачем, Мань. Ну вот зачем? Теперь же Кочетковы нас так ославят… Ты не только себя подставляешь, но и меня тоже.
— Извини, но мне все равно. Теперь вообще наплевать.
Он поднимает на меня полный разочарования и какой-то даже отчаянной боли взгляд:
— Свет клином на нем сошелся, что ли?! Ну кто он? Отброс! Выродок, каких поискать.
Да, выродок, пап. Выродок каких поискать.
Но так вышло, что я в него до́ смерти влюбилась.
Глава 34
Занимаю столик у окна, заказываю латте и кусок пирога. Хочешь не хочешь, но есть иногда приходится. Как и делать остальные механические вещи: принимать душ, дышать, жить… Пока жду заказ, впервые за много дней размораживаю страничку в соцсети. Горстка старых сообщений от Кирилла, датированных несколькими днями назад, куча непрочитанных от Маринки.
«Прости, что выдала тебя отцу, но тебя надо было спасать из лап этого отморозка. Я была обязана это сделать» — и прочее и прочее в том же духе.
Ничего не отвечая, удаляю диалог и заношу бывшую подругу в черный список. Предателям в моей жизни места нет. Ее поступок был подлым. Даже если Кнут нравится ей самой — что очевидно, все равно сдавать вот так очень низко.
— Ваш латте и яблочный штрудель, — миниатюрная девушка в форменном коричневом фартуке по очереди ставит на стол заказ. — Что-то еще?
Поднимаю на нее безразличный взгляд и невольно вздрагиваю — это же она. Та самая! Которую пытался изнасиловать Кнут! Темные волнистые волосы, карие глаза… Я видела ее фотографию в уголовном «деле». И имя — Марьям. Именно оно написано на бейджике официантки.
По венам вместо крови словно пустили горящее олово.
Не дождавшись ответа, Марьям уходит, а я, не отрываясь, гипнотизирую ее удаляющуюся хрупкую фигуру.
Она же крошечная! Намного мельче меня по телосложению. А Кнут… да он на две головы ее выше! Больше, мощнее. Загнать в угол вот такую — это же раз плюнуть.
В груди пылает и жжет, нехитрый завтрак забыт.
Я живо представляю, как он испугал ее, когда напал ночью. Эти его чумовые глазищи…
Мне больно вспоминать его, любовь так просто не вытравить. Но когда я влюблялась, я не знала, какой он на самом деле. Вернее, знала, слышала — и даже очень многое, но отказывалась верить. А вышло…
Лоб покрывается липкой испариной, меня трясет.
— Девушка! — поднимаю руку. — Марьям!
Она оборачивается и, договорив о чем-то с другим посетителем, направляется обратно ко мне. Подойдя, достает электронный блокнот.
— Что-то надумали?
— Марьям, я хочу с вами кое о чем поговорить, — смотрю по сторонам, — это личное.
— Мы знакомы? — во взгляде обоснованная настороженность.
— Нет, не знакомы. Это долго объяснять, но так вышло, что я знаю, кто вы.
— Извините, наверное, вы меня с кем-то путаете, — вымученно улыбается и снова смотрит в блокнот. — Так будете что-то заказывать?
— Нет, не путаю! Пожалуйста, уделите мне всего лишь одну минуту. Мы можем отойти и поговорить? — и вкладывая все свое обаяние: — Пожалуйста.
Она мнется долю секунды, а потом засовывает блокнот в специальный карман на фартуке.
— Простите, но у меня много работы.
И уходит.
Она уходит!
— Кнут! Я хочу поговорить о Кнуте! О том, что произошло! — бросаю ей в спину, и она резко тормозит. Оборачивается. В глазах откровенный испуг.
— Вы знаете его?
— Да! Знаю! И очень хорошо, к сожалению…
Может, слишком жестоко напоминать ей вот так о пережитом кошмаре, но у меня нет выбора. Мне нужны ее ответы!
Я безропотно жду еще хоть какой-то реакции, но Марьям ничего не говоря уходит, и я теряю последние крупицы надежды. Она не хочет говорить о прошлом и ее сложно в этом упрекнуть. Я бы тоже не хотела, тем более с незнакомкой.
Я уже не жду, что она вернется, утыкаюсь взглядом с совершенно не вызывающий аппетита кусок пирога, ощущая, как от переизбытка эмоций кружится голова. Мне нехорошо, я дико расстроена и просто хочу обратно домой. В свой закованный витиеватыми прутьями мирок. Глупо было даже надеяться…
— Пойдем, — она появляется словно из ниоткуда. Без фартука и бейджика. В кулаке зажата пачка дешевых сигарет. — На улице поговорим.
Ничего не спрашивая поднимаюсь и, прихватив со стола телефон, следую за ней к служебному входу.
Глава 35
Щелкнув зажигалкой, Марьям глубоко затягивается и тут же выпускает в воздух мутную струю дыма.
— Ты не куришь?
— Нет.
— А я вот уже лет пять курю, завязать никак не могу, — еще одна жадная затяжка. — Дурацкая привычка. Даже не начинай, потом хрен бросишь.
Я стою рядом и не знаю с чего начать. Да, это я позвала ее и заговорить первая должна тоже я, но здесь, за какие-то минуты до истины, слова вдруг куда-то словно испарились. Но говорить мне все-таки не приходится — она нарушает паузу первая:
— Так что именно ты хочешь знать?
Она резко перешла на «ты», но мне так даже комфортнее.
— Все, что произошло той ночью. Если это возможно.
— А зачем? — смеряет меня чуть прищуренным взглядом. — Для чего тебе это?
— Дело в том, что я знаю Пашу. Ну, Кнута. Мы с ним… — осекаюсь, в горле снова скапливается ком. — Ну, мы с ним…
— Понятно. Кружилась с ним, значит.
— Можно сказать и так, — вздыхаю, немного покраснев. — Но когда все началось, я не знала, что он… Ну, что он пытался кого-то когда-то изнасиловать. Тебя, то есть.
— Меня? — вытаращив глаза, давится дымом.
— Ну, да…
Неожиданно она улыбается и, выдохнув никотин через нос, топит окурок в узкой металлической урне.
— Ты что, Пашка не пытался меня изнасиловать, что за бред. Он спас меня от насильника.