Когда роман мой разлетелся в прах, а о неудачах узнала вся деревня, родители объявили меня позором семьи, и выгнали из дома. Мне было восемнадцать. Как мне жить дальше — я не представляла. И потому жизнь моя обрела весьма странные формы и очертания.
Некоторое время мои цели были расплывчаты: в них витали слова «Месть», и «Самоубийство». Но кому мстить? Родителям? Любимому? Себе, за свою собственную глупость? Я терялась даже тогда. А потом, в какой-то момент, я поняла, что даже не имею права убить себя. Тогда я и начала выживать.
Я уже говорила, в самом начале, что Серебряные Горы — королевство волшебное. У нас живут маги. Странствуют рыцари. На болотах легко наткнуться на чудовище. Но все это вовсе не делает жизнь легче.
Я не доверяю магам. Стараюсь обходить стороной рыцарей — они мечтают лишь о невинных девицах. Единственные, пожалуй, с кем я могу спокойно общаться — то чудовища.
Забавно, как Грэйс Арон внезапно стала для меня человеком, превратившись в такое чудовище. Я ненавижу и понимаю ее одновременно. Возможно, мне стоило позвать ее с собой в Воображариум. Вдвоем было бы намного веселее…
Впрочем, хватит размышлений. Прочь — сожаления. Жизнь была, и я рада даже этому.
Моя рука плотнее сжала ручку двери. Шепотом, я назвала один из своих любимых грехов. Печать на коже обжигала, словно только что коленное железо. Глаза затуманились от боли. Рука горела все сильнее и сильнее. Жар поднимался все выше и выше. И вот уже не рука, а все тело полыхало пламенем. В моей крови был огонь. Мое сердце колотилось угольками. Пламя поднималось по горлу, огонь плясал в глубине глаз. Я сжала глаза, чтобы избавиться от него, а когда я снова их открыла, то огонь ушел. Я стояла в пустой комнате. Кругом была лишь тьма.
— Отлично, — подумала я, — Это лишь пустая комната. Пу-ста-я ком-на-та. И все. Точка.
— Тогда почему же ты вся дрожишь? — спросил меня мой едкий второй голосок.
— Заткнись, — мрачно ответила я ему.
Сейчас мне следовало быстрее осмотреть помещение, и найти потайной проход в комнату номер четыре. Иначе… Думать дальше я не хотела.
На ощупь я стала искать стену. Несколько шагов — и вот… Отлично! я наткнулась на что-то твердое и холодное. Из всех моих знаний детектива, я помнила, что потайные ходы открываются при нажатии чего-либо в стене. Значит, надо медленно и плавно прощупать здесь все.
Я положила на стену обе руки. Она была холодная и гладкая. Очень гладкая. Словно идеально отполированный камень.
Аккуратно, я начала водить по стене рукой.
Мои действия смущали даже меня. Сколько уйдет времени, при таком подходе? Конечно, я не ожидала, что сразу увижу рукоятку светильника, за который нужно будет лишь потянуть, чтобы открылась потайная дверь. Но сейчас я была в полной темноте, без единой зацепки, и совсем беспомощна. А время текло. Я водила и водила рукой по стене. Но та оставалась все такой же гладкой и холодной. Честно говоря, я даже не понимала, где кончается эта стена, и начинается следующая.
Прошла минута. Еще одна. И еще. И все еще ничего. Темнота. Тишина. Гладкие стены. Ни единой возможности выхода. И это все в то время, как где-то там — за стеной — могло свершиться убийство.
Я начала интенсивнее водить руками.
Ничего.
Темнота. Тишина. Гладкие стены.
Прошли еще драгоценные минуты. Десятки минут. Может даже полчаса.
А я все еще ходила по кругу. По правде говоря, я даже не понимала, где дверь наружу.
Еще минуты.
Темнота. Тишина. Гладкие стены. Я здесь одна. Они — там. Убийца уже рядом.
Ледяной пот стекал по моей спине. Дыхание участилось. Минуты бежали. Бежали.
Темнота. Тишина. Гладкие стены. Ни единой зацепки. Как мне выбраться от сюда?!
Время. Время шло.
Темнота. Тишина. Темнота. Гладкие стены. Демоны! Мне надо к нему!
Время уходило. Уплывало сквозь пальцы. Глаза так и не привыкли к тьме. Я не могу выбраться. А в соседней комнате нужна моя помощь!
А у меня лишь: темнота. Тишина. Гладкие стены.
Мне надо к нему! Мне надо спасти его!
Темнота. Тишина. Темнота.
Мои руки скользили по ледяным стенам. Пальца начали царапать их. Но на поверхности не оставалось ни царапины.
Время. Время. Время. Оно уходило.
Вокруг лишь тьма. Я здесь одна. Он там — за стеной. А я — здесь. В темноте. Тишине. Среди этих ледяных стен.
Я закричала, что было мочи.
Глупо, бессмысленно, но лишь чтобы разбить тишину.
Не помогло.
Мой голос застрял в горле. Темнота и тишина душили меня. Время уходило. Возможно, его уже совсем не осталось. Смешно, я ведь всегда боялась утонуть, и думала, что Воображариум заполниться водой, а не тьмой…
И тогда я поняла. И руки мои упали со стен. Я осела на ледяной пол, и вперилась сухими глазами во тьму — плакать было бесполезно. Я слишком хотела спасти всех. Слишком хотела предотвратить убийства. Это была моя вина. Лишь моя. Я заперта в этой комнате от того, что слишком хочу из нее выйти. Вот он мой Воображариум. И мне никогда из него не выбраться.
Глава 24
Я поудобнее устроилась на полу. Он был холодный и гладкий, такой же, как и стены, окружающие комнату. Делать было нечего. Я застряла здесь. Наверное, за пределами Воображариума — все уже мертвы. А я — дура! Как я могла думать, что смогу выйти из этой комнаты?
Мне хотелось кричать, биться головой об стены, рвать на себе волосы. Но вместо, я лишь поудобнее устроилась на полу.
Сейчас мне надо было очистить сознание и заглянуть в себя.
Этому меня не учили на курсах детективов.
Медитацию — или частичное погружение в подсознание — практиковал один мой хороший друг. Его звали Альфрэд. Просто Альфрэд. Без фамилий и титулов. И он был вором.
Пути наши пересеклись лет восемь тому назад. Тогда я все еще была зла на судьбу и родителей, а у людей, таящих злобу, всегда определенный круг знакомых. Впрочем, это не относилось к Альфреду. Он всегда был весел, всегда учтив. Ему улыбались даже самые отъявленные типы, и «барон» квартала, в котором я жила, звал Альфреда не иначе, как «мой друг Ал».
Я с подозрением относилась к подобным жизнерадостным личностям. Тем более, что я знала, как именно «друг Ал», обчищает своих клиентов.
Альфред обожал втираться в доверие к богатеньким старушкам. Он сам похищал, а потом чудным образом «находил» их жирных балонок, притворялся разносчиком цветов, случайно зашедшим не по адресу, но все же отдавшим цветы «очаровательной» даме, стучался в их двери под видом бедного учителя пения, и очаровывал их своими соловьиными трелями. Тонкая, кропотливая работа. Но Альфред обожал так развлекаться. И, едва старушка была «готова», как он… Нет, не обчищал ее до нитки. Альфред всегда брал лишь одну вещь. Одну единственную. Странно, но порой вещи эти даже не имели материальной ценности.
