Или полумрак спальни, мягко мерцающий светильник. Лёгкая штора, раздувающаяся парусом, стрекот цикад и воровато заглядывающая луна. Два тела в смятых простынях, мужская спина, перекатывающаяся вздувшимися мускулами, бисер пота на смуглой коже и длинный женский стон.
Оглушающий грохот, оскаливавшаяся морда коня, клочья пены, кольчужный нагрудник перед самыми глазами. Розблеск клинка и брызги крови, почти захлестнувшие лицо.
Тяжёлые ветки цветущих яблонь, гудение шмеля и колыбель с кружевным пологом.
Не то. Не то время и не то место.
Однажды Ора всё-таки едва не шагнула между колонн. Она узнала озеро, колющее глаза солнечными зайчиками, скачущими по воде. Топкий берег, ивы. Даже удочку, закреплённую в рогатке, горшочек для наживки и скинутые в траву стоптанные сапоги узнала. Роен подошла совсем близко к невидимой преграде, протянула руку, почти касаясь её. И тут поняла: она, тамошняя, рыбачащая у озера, уже есть, уже существует, просто, видимо, отошла по надобности за кусты. И если она – настоящая, та, что в Лабиринте – перешагнёт черту, то попросту исчезнет, словно не рождалась никогда. Потому что в том мире она теперешняя будет лишней, не нужной.
Не то время. Не то место.
Накатил такой ужас, что Ору затрясло, зубы выбили самую настоящую дробь. Она шарахнулась, не удержалась на ногах, растянувшись на прохладных плитах пола, ещё и отползла подальше, пытаясь отдышаться. Встала далеко не сразу.
Были и другие видения, совсем неправдоподобные: степь, по которой ходили гребни волнующейся травы, натуральным огнём пылающий горизонт и густо-сиреневое небо. Облака, лазурь и плывущие по ней острова. Перевёрнутый лес вместо неба и его отражение вместо земли. Многое было, но Роен это едва замечала. Впечатлений оказалось чересчур и уставший мозг просто отказался принимать новые.
Остался зуд на коже и под ней. А ещё засевший в позвоночнике страх выбрать не то время и не то место.
***
Внизу, стиснутые стенами разукрашенных венками домов, медленно текла праздничная толпа. Сюда, в комнату, доносился лишь приглушённый гул и тоненькие, едва слышимые вскрики. Мимо проплывали дети, сидящие на родительских плечах, вскинутые руки, трясущиеся бубны. Оконное стекло надёжно отгораживало от праздника, проводя вполне реальную черту. Тут было тихо, лишь слишком резко и громко тикали часы.
– Мальчик мой, вышел бы ты к гостям, – заговорил, наконец, Владыка. – В конце концов, это просто не вежливо! Достаточно того, что твоя жена уехала из храма без тебя. Скандал! Так давай не будем скандалиться дальше. Тем более ничего ещё неизвестно и…
– Заткнись, – равнодушно кинул родственнику Ноэ.
Благословенный обиженно засопел, завозился в скрипнувшем кресле, но ничего больше говорить не стал.
Эймар стоял, ткнувшись лбом в стекло, смотрел на толпу, до которой ему не было никакого дела. Впрочем, и она на атьера плевать хотела. В отличие от стаи великосветских стервятников, обжирающихся сейчас в его собственной столовой на свадебном пиру.
Пожалуй да, эта свадьба войдёт в анналы. Невеста сбежала сразу после церемонии, жених тоже предпочёл удалиться. Гости остались. Все довольны. Обсуждать это будут долго.
Она сказала: «Прошу прощения, у меня дела» и ещё: «Желаю от души повеселиться». Напророчила или предвидела, вот в чём вопрос вопросов. Что могло прийти в голову это ненормальной девчонке?
Только бы на самом деле пришло. Только бы не…
Входная дверь тихонько шорхнула по ковру, Грай не обернулся, следя за отражением Лиса и Барса в стекле, только подбородком вверх дёрнул, мол: «Ну?».
Барс переступил с ноги на ногу, откашлялся в кулак, тряхнул головой, будто муху отгоняя. За окном радостно и пронзительно завизжал ребёнок.
– Далеко они не уехали, – открыл-таки рот следопыт, когда уже всерьёз начало казаться, что он никогда мяться не перестанет, так и будет перхать, пока в челюсть не получит, – до Лунного переулка. Там есть такой тупичок неприметный, за пивной папаши… – Кажется, от собственной неуверенной многословности Барсу было ещё некомфортнее, чем всем остальным. – В общем, карету там бросили.
– Следы? – каркающим, под стать своему же прозвищу, голосом уточнил Грай.
– Только немного крови на кучерском сидении и на запятках. Видимо, сняли возницу и лакеев-охранников. Больше ничего. Совсем.
– Девочку похитили ради выкупа, – веско и почти радостно объявил Владыка. – Это дело…
– От кареты идут три Нити, – без намёка на почтение перебил Лис. – Крепкие, свежие. Там были демоны, Грай. Тьемены[2], по крайней мере, двое. Они ушли.
– А она? – эксорцист отвернулся от окна. – Её они с собой, что ли, прихватили? Это хочешь сказать?
– Я не знаю, – спокойно ответил рыжий.
– Или убили, а тело что? Спрятали? – повысил голос командир.
– Я не знаю, – повторил Лис.
– А что ты знаешь? – сорвался-таки Грай.
И осёкся, натирая лоб ладонью. Кажется, всё это уже где-то когда-то было. Только тогда он не мог ответить ничего толкового.
– Они… – голос Олдена, тихий, почти жалобный, был такой же нелепый, как и сам экзорцист, скрючившийся в кресле, совсем по-детски поджавший длиннющие ноги. – Они… – блондину пришлось тоже откашляться. – Они кинули её в Жемчужный лабиринт.
– Зачем? – оборвал затянувшуюся тишину не Грай, а Владыка.
– Затем, что ты за ней пойдешь, – по прежнему едва не шёпотом ответил Олден – не Благословенному, а брату.
– Да это бред! – прихлопнул ладошкой по подлокотнику фламик.
– Я… – Граю доводилось видеть красавца в разных ситуациях и в разных состояниях. Но таким жалко-перепуганным блондин не был никогда. Да что там! Он, кажется, вообще, слова «страх» даже в словарях не встреча, у него и с самосохранением-то по жизни серьёзные проблемы. – Я… – ещё раз попробовал Олден. – Я её помню. Видел. Только думал, что это Мать или Дева. Такая… в золотом.
***
Когда она первого живого увидела, Ора не помнила. Впрочем, он мог быть совсем и не первым, а, например, десятым, просто других девушка принимала за видения между колонн. Видения миров и времён, в которых она уже жила, живёт или будет жить, и где ей теперешней не место. Пожалуй, ужас от этой мысли, до сих пор чистый и яркий, остался единственно не притупившимся чувством, все остальные будто уснули, перегруженные.
В общем, она увидела эльда, сидящего на полу, перекладывающего невидимые то ли камешки, то ли фишки, а, может, он сам с собой в шахматы играл? Сколько Роен его не звала, мужчина не отзывался, хоть и явно её слышал. А прорваться к нему девушка не сумела: между ними стояла стена, упругая и немного вязкая, как чересчур уваристый студень, совершенно невидимая, но непробиваемая.
От остальных – кружащихся на месте, поющих, хихикающих, укачивающих несуществующих младенцев – Ора тоже уходила. Только от одного, катающегося по полу, пытающегося, кажется, выцарапать собственные глаза, убежала.
