Она немного смутилась. Мотнула головой. На глазах выступили слёзы.
— Нет, — обхватила меня крепче. Прильнула. Оказавшаяся выше других волна намочила джинсы едва ли не по колено, ветер хлестнул подол Евиного платья. Слезинка, скатившаяся по её щеке, сорвалась с подбородка и растворилась в солёной воде такой же солью. – Я… Так… Видела несколько раз в кино.
— В кино? – спросил и понял, что на этот раз мы поменялись ролями. Чёрт возьми, эта малышка только что разнесла половину кабинета с такой уверенностью, будто ходила в тир минимум пару раз в неделю. В кино!..
— Ну да, — пальцы её в моих волосах.
— Всегда знал, что у тебя много талантов, — нагнулся, подхватил её нижнюю губу. Дыхание к дыханию, её тепло, её запах…
— Очень много, — голос всё ещё дрожал, как и она сама.
Я обнял её. Все разговоры потом. Сейчас только я, только она и море. Вдалеке темнел маяк, величественный, сейчас затихший, ждущий бури. Мне повезло куда больше. Потому что моему маяку буря была не нужна. Мой маяк и был моей бурей. Моей бурей, моим штилем, моим морем. Моей свободой и моей жизнью. Моим всем.
27
Ева
— Руслан, — сонно пробормотала я, почувствовав прикосновение к бедру. Повернулась было к нему, выдохнула, стараясь различить в темноте черты его лица.
Весь вечер он провёл в гостиной вместе с братом и ещё несколькими мужчинами. Стоило нам вернуться домой, Руслан отправил меня наверх. Из окна я видела, как с периодичностью в несколько минут на территории появляются машины, стёкла большинства из которых были тонированными, как и стёкла его собственного внедорожника. К этому моменту я уже знала о произошедшем на Глеба Акулевского покушении.
Теперь всё встало на свои места – машину президента, в которой он ехал вместе со старшим братом и четырьмя охранниками, подкараулили неподалёку от дома Бориса. Та, что следовала первой, взлетела на воздух, по второй открыли огонь… Слушая репортаж за репортажем, я переключала каналы в надежде, что появится хоть какая-то новая информация, но каждый выпуск заканчивался одним и тем же: Глеб Акулевский находится в больнице, состоянию его ничего не угрожает. А вот Борис… Борис бесследно исчез. Бесследно исчез…
— Руслан, — запротестовала, когда он, вместо того чтобы лечь рядом, потянул меня за руку. – Сколько времени? – нахмурилась и, зевнув, всё-таки поддалась ему. Тут же оказалась прижатой к груди и сквозь лёгкую короткую сорочку почувствовала его тепло. – Мы опять куда-то едем?
Немного привыкшая к темноте, я уже могла видеть его достаточно хорошо, чтобы заметить, как чуть искривились его губы. Раскрытой ладонью он провёл по моей спине, и этот жест всколыхнул во мне желание прильнуть к нему ещё сильнее. Среди прочих в гостиной я видела и ту самую рыжую. Стоя в сопровождении высокого мужчины, она говорила что-то Ренату. Волосы её, наскоро собранные в высокий хвост, открывали лицо и шею, узкая юбка подчёркивала округлые бёдра. Стоя в дверях, я смотрела на неё и понимала, что это больше не волнует меня. Ни ревности, ни злости, только лёгкая неприязнь, которую я сумела подавить достаточно быстро. Словно почувствовав моё присутствие, Каролина оглянулась и посмотрела прямо на меня. Но не как раньше – как на равную себе. Коротко кивнула и продолжила разговор. Мелькнувшая рядом горничная хотела было пройти к столику, на котором уже стояли расставленные чашки, но я забрала у неё кофейник и сделала это сама. Услышала прозвучавшее в разговоре имя Виконта…
— Так Вик остался жив? – спросила, потеревшись щекой о грудь Руса. Ладонь его так и лежала на моей спине.
Там, в гостиной несколько часов назад, прислушиваться я не стала. Знала, что могу остаться, но поднялась наверх, в спальню, из которой уехала в фальшивое путешествие трёхнедельную вечность назад. Свернувшись клубком на половине, где спал Рус, мирно дремала трёхцветка, и я, вздохнув, присела рядом, поглаживая её и задумчиво глядя при этом в окно. Колебалась ли я хотя бы мгновение перед тем, как, сжав рукоять пистолета, открыть дверцу Хаммера? Колебалась ли я перед тем, как первый раз в жизни нажать на курок? Нет. В тот момент и страха я не чувствовала – только один, сильнее которого, теперь я это знала точно, нет ничего на свете – страх навсегда потерять Руслана.
— Да, — ответил Рус довольно сухо. Опустил руку ниже. – Видимо, мне тоже стоит посмотреть пару хороших боевиков, — губы его снова искривились в невесёлой усмешке. Он посмотрел мне прямо в лицо. Я подняла руку и коснулась его щеки.
— Думаю, ты тут ни при чём. Крысы… Они вообще живучие.
— Да, — поймал мою ладонь и сжал. – Но сейчас это даже к лучшему.
— Почему? – я почти заставила себя промолчать. Почти, а потом поняла – не нужно. Не хочу. С Русланом я та, кто есть. Не та, кем он хочет меня видеть, а та, кто есть. С ним я могу смеяться, могу молчать, могу злиться, но… одно неизменно – с ним я могу быть собой. Он словно прочитал мои мысли. На этот раз на губах его появилась лёгкая улыбка, хоть слова и прозвучали жёстко:
— Так от него куда больше пользы. Ренату уже удалось вытащить из него несколько имён перед тем, как врачи взялись штопать его.
— Ты считаешь, он сдаст тех, с кем имел дела?
— У него нет выбора, — он говорил, не сомневаясь в своих словах. Стоял рядом, уверенный в себе и в том, что делает, а я, такая слабая и сильная рядом с ним, чувствовала, что могу доверить ему не только свою жизнь и сердце. Не только душу – свободу. Свободу принимать решения и вести меня за собой. – Мы с братом вернём этот город, Ева. Он будет жить по законам, при которых никто не посмеет загонять женщин в трюмы кораблей и продавать, как скот. При которых дети будут оставаться детьми. Когда-нибудь ты родишь мне дочь, — он так и стоял напротив. На улице зажегся слабый свет, и в нём черты его лица стали выделяться особенной решительностью. Я вспомнила отца. Его взгляд со снимков в книге памяти, отданной мне Борисом. Та же решительность и непоколебимость. Та же принципиальность и несгибаемость. – Я обещаю тебе, что наша дочь будет жить в городе куда лучшем, чем достался нам с тобой. Я не могу изменить мир, Зверёныш, но я могу начать хотя бы с этого забытого Богом города.
— А если у нас будет сын? – шёпотом спросила я. – Что тогда?
— Тогда ему придётся помочь мне в этом, — выпустил мою руку и, открыв шкаф, достал кашемировый палантин. Расправил и, вернувшись, накинул мне на плечи.
Я сжала концы палантина на груди. Чувствовала, как глаза наполняются слезами и не могла ничего поделать с этим. Стоило мне моргнуть, и они побежали вниз ручьями. Руслан молча стёр их.
— Не плачь, Зверёныш, — взял меня за руку и повёл к двери. Отворил и кивком указал на коридор.
Прежде, чем выйти, я оглянулась на него с вопросом. Даже если бы в этот момент он позвал меня на край света, я бы пошла, не думая ни секунды. Пошла бы даже туда, где света отродясь не было.
— Я задолжал тебе танец, — проговорил он на мой немой вопрос. – Даже, наверное, не один.
