— Я могу предложить сделку. — Он сделал широкий жест. Прямо как политик, подчеркивающий свою основную мысль, подумала Ева. — Вы еще многого не знаете… Я дам вам информацию.
— Надо же, какое щедрое предложение! Но нет, спасибо, у меня и так есть куда больше, чем нужно, и, черт побери, у меня выдался длинный день. Тут полно твоих отпечатков. Они повсюду. Так и кишат.
Он потер рукой рот.
— Я проявляю раскаяние. Это он втянул меня в это. Он мой сын, ему нужна моя помощь. Я его сам воспитал, один. Только он и я. Смерть его матери… Мы так страшно ее потеряли… Это наложило отпечаток на нас обоих. Я хотел уговорить его сдаться полиции, обратиться за помощью…
— И когда это должно было случиться? После того, как он убил бы сегодня мать судьи Мимото? Или после пары следующих?
— Я не знал насчет сегодняшнего. Насчет Мимото. Я… думал, он на работе. Он работает консультантом в «Биоденте». Аналитик данных. Я думал, он на работе.
— О господи, Вэнс. — Ева сделала нарочитую паузу и рассмеялась утробным смехом. — Ты полный идиот. У тебя сегодняшнее дело в календаре отмечено, в твоем гребаном ежедневнике как поход к дантисту.
— Я не мог его остановить.
— Что ты собираешься делать? До утра бросать это дерьмо об стенку, пока что-нибудь не прилипнет?
— Я никогда никого не убивал. Это же должно хоть что-нибудь значить! Да, я ему помогал, я не отрицаю. Да, я помогал ему готовиться, но это все. И я проявляю раскаяние. Вы могли бы сделать мне послабление. Я никого не убивал.
— Нет, убивал. — Усталость как рукой сняло, скука превратилась в ледяное бешенство. — И если бы я только могла, обвинила бы тебя не только в убийстве Иларии Скунер, но и трехлетнего пацана, который умер, чтобы стать тем, чем ты хотел его сделать. Хочешь послабление? Ладно, вот тебе послабление. Я рекомендую, чтобы на Омеге тебя поместили в другой сектор, и тогда тебе не придется контактировать с сыном. Потому что рано или поздно он обо всем догадается: я дала ему достаточно материала для старта. А когда догадается, он тут же применит свои таланты к тебе. Так что, считай, ты получил послабление, Вэнс. Ты будешь жить.
— Мне нужен адвокат.
— Допрашиваемый потребовал представительства. Допрос окончен.
— У меня есть деньги, — сказал он, когда Ева выключила записывающее устройство на столе и начала собирать вещдоки в коробку. — У меня много денег. В надежном месте. Я могу вам все компенсировать, если вы потеряете эти улики. Вы не пожалеете о потраченном времени.
— Правда? Мое время стоит дорого.
— Пять миллионов.
— Я правильно поняла? Если я уничтожу улики и ты выйдешь, ты дашь мне пять миллионов долларов?
— Наличными.
— Спасибо. — Ева похлопала себя по лацкану жакета. — Похоже, ты не обратил внимания на мою камеру. Добавим покушение на дачу взятки полицейскому офицеру к остальным обвинениям. До кучи.
Он заорал ей вслед, пока она выходила, осыпал ее площадной бранью. Грязные ругательства прозвучали музыкой в ушах Евы.
— Отнесите это на склад хранения вещдоков, — попросила она, передавая конвойному коробку с уликами. — Да, и препроводите этот гнойный пузырь в камеру, пока не лопнул. Он требует адвоката.
С этими словами Ева двинулась вперед. Рорк встретил ее, протягивая банку пепси.
— Черт, это было здорово. Теперь я чувствую себя отлично. — Она с треском оторвала крышечку и сделала большой глоток. — Вот теперь я готова к чему-то радостному.
— Звонила Пибоди, хотела проверить, как дела. Я ей сказал, что ты скоро заканчиваешь, как мне показалось. Она просила передать, что Трина тебя ждет.
— Черт! Это было гнусно с твоей стороны.
Рорк пошел по коридору вместе с ней.
— Ты отлично поработала. Ты его… уничтожила.
— Ты был в наблюдении? Я почувствовала.
— А где ж мне еще быть?
На этот раз Ева взяла его руку, сплела пальцы. «Вот так, рука в руке, — подумала она. — Он всегда рядом, всегда будет рядом».
— Знаю, это звучит по-дурацки, но, когда мне стало плохо, когда я поняла, что могу не выдержать, что уже к горлу подходит — и этот гнус, и мой папаша, — я вдруг почувствовала тебя. Наверное, можно сказать, что я оперлась на тебя. Мне это помогло успокоиться.
Рорк поднес ее руку к губам.
— Давай-ка мы с тобой займемся чем-то радостным.
ЭПИЛОГ
В комнате пахло цветами, а щебет стоял такой, будто тут приземлилась целая стая птичек. А может, цикад. «Ну почему, — подумала Ева, — стоит женщинам собраться вместе для одного из своих ритуалов, как они тут же начинают чирикать?»
Она села, потому что сказала себе: это ее работа — сидеть в этой комнате, которую Пибоди жизнерадостно окрестила покоями новобрачной, пока Трина намазывала ей лицо черт знает какой гадостью.
Волосы Трины, выкрашенные в огненно-рыжий цвет, были уложены в невероятно сложную прическу из множества косичек и еще каких-то непонятных завитков. Она деловито наносила черт знает что на лицо Евы.
— Кончай ерзать!
— Ради всего святого, когда ты это прекратишь?
— Когда закончу. Этот продукт поможет приглушить и замаскировать синяк под глазом. Могла бы хоть ради приличия попытаться не кровавить себе лицо перед самой свадьбой.
— Ну, извини. Надо было мне постараться и не попасть в паникующую толпу, раз уж синяк под глазом не идет по цвету к моему платью.
— Ну а я что говорю? — одобрительно кивнула Трина. — Ничего, все не так уж страшно. В основном мы справились еще вчера, когда ты наконец соизволила появиться.
— Слушай, кончай вцепляться мне в зад! Я засадила за решетку двух жестоких убийц.
— Внесу в таблицу очков в твоей колонке, — сказала Трина, выдувая пузыри из жевательной резинки.
К ним подошла Пибоди. Ее черные волосы, уложенные мягкими волнами, сияли, лицо уже было приведено в порядок и накрашено. Она наклонилась над плечом Трины.
— Синяк уже почти незаметен. И кожа у нее так посвежела!
— Погоди, я еще базовый тон наложу.
— Ты еще что-то собираешься накладывать? — встревожилась Ева. — На мне уже на дюйм штукатурки! Почему мне нельзя просто…
— Кончай огрызаться. Почему тебе не принести ей шампанского? — обратилась Трина к Пибоди. — Пусть это впитается немного, а я пока займусь Луизой. — Трина улыбнулась Еве с горькой укоризной: — Луизе так много работы не требуется.
— Сейчас принесу.
И Пибоди отчалила. Она уже нарядилась в текучее голубое платье, но была еще босиком.
Подбежала Мэвис в облегающем, как вторая кожа, мини-платье почти такого же огненно-красного цвета, как волосы Трины, и в таких же босоножках на головокружительных каблуках в виде сердечек.
