И если так подумать – из всех моих знакомых мужчин только у Димы есть шанс что-то для меня переменить. Потому что он мне знаком. Потому что он вырос и возмужал, и ему есть чем меня удивлять. Потому что моя беременность его не отталкивает.
Я хотела встретиться на нейтральной территории, но Дима буквально настоял, чтобы первое свидание у нас с ним случилось все-таки в клубе.
– Во-первых, я еще не передумал забуриться к вам со своими придурками, – честно предупредил он, – и если ты сможешь провести для меня экскурсию – у нас с тобой и повод для разговора будет. А на нейтральной территории я буду ужасно тупить и пытаться рассказывать тебе про заказ на мобильное банковское приложение. Ты умрешь со скуки.
– Ну, не прибедняйся, – попросила я во время этого разговора, не выдержав такой откровенной брехни, – мне прекрасно известно, что ты даже разговор о футбольных клубах можешь сделать интересным.
– И все-таки, давай я заеду к вам, – Берг все-таки не отступился от этой идеи, – просто я хочу провести с тобой времени побольше. И хочу отвезти тебя домой, если ты позволишь. А если ты будешь добираться до Москвы, потом – до ресторана, где мы пересечемся, наше с тобой свидание сделается ужасно коротким. Да и путь до твоего дома много времени не займет.
– Неразумный ты все-таки мужчина, Берг, – вздохнула я на это, – не понимаешь, что ко мне нужно привыкать в маленьких дозировках. И только привыкнув – переходить на большие.
– Не путай глупость с героической смелостью, Гелька, – этот придурок даже заржать умудрился, – я хочу совершить подвиг. Кто ты такая, чтобы стоять на моем пути?
– Дракон, конечно, – буркнула, закатывая глаза, – на пути у героев всегда стоит дракон. Голодный.
– Намек понял, сегодня накормим до отвала, – усмехнулся Дима по-доброму, – итак, давай забьемся. В семь-пятнадцать, в вашем ресторане. Ты узнаешь меня по галстуку в фиолетовый горошек.
Откладывала телефон в смешанных чувствах. Потому что… Нет, это просто нечестно.
Нечестно я поступаю с ним. Просто использую. А ведь он, в отличие от многих, относится ко мне искренне. И на свидание даже позвал, хотя мог найти более подходящий, более простой вариант.
И по уму мне надо как-то отказаться от этой затеи, научиться справляться самой…
Вот только надо для кого? Для чего? Для себя? Для той почти мертвой сущности, что сидит внутри меня и не может ничего, кроме как отравлять мою жизнь?
И что мне теперь, до конца жизни ни с одним мужчиной даже просто так не заговаривать? Позволить себе так и жить одним только нереализованным, невостребованным чувством? Ну уж нет.
Такой участи я для себя не хочу.
И все же – нервничаю. Настолько, что уже после обеда работа начинает валиться из рук, чего со мной в принципе никогда не случалось. Как дорабатываю до конца дня и даже предварительно отчитываюсь Артему Валерьевичу об изменении рабочего микроклимата за время моего отсутствия – сама не понимаю.
На всякий случай спрашиваю о помощнице, но Тимирязев разводит руками.
– О помощнице пока сказать нечего. У меня есть пара кандидаток, но не очень удовлетворительные. Будет еще хоть пара – сам тебе их покажу, выберешь. А вот о длине твоей юбки, Снегурочка, мне есть что сказать. Еще короче можешь?
– Мы договаривались вообще-то, – напоминаю устало, – только деловые отношения. Тогда я дорабатываю до декрета и не увольняюсь. Мне уже можно писать заявление?
– Плох тот гусар, что не совершает попыток, – Артем ослепительно улыбается, – но ты ведь не будешь спорить, что у тебя сегодня свидание?
– Не буду, – развожу руками.
– С Ольшанским? – вроде бы ему безразлично, но что-то ревнивое в нотках тона все-таки звучит. Эх, мужики, мужики. Странные вы все-таки люди. Со странной логикой. Вот с чего вообще звучит такой вопрос? С чего тут вообще ревность?
– Нет, не с ним, – отвечаю бесстрастно, – и потом, Николай Андреевич сегодня решал вопросы вне клуба. Мне сказали, что он не должен приехать. А у меня встреча в нашем ресторане.
И зачем я это вообще сказала? Черт его знает. Тимирязеву бы допросы вести – все бы ему выбалтывали.
– Ну, ради красивых ног не грех и приехать, – подмигивает мне Артем, – И даже крюк заложить.
– Сомневаюсь, что Николай Андреевич будет терять на это время, – говорю сухо, остро ощущая внутренний спазм.
Нет, не надо мне расстраиваться из-за этого.
Отсутствие Ольшанского кстати играет мне на руку. Я знаю, что до конца дня он не вернется, я знаю, что не буду сидеть и бояться, что он придет в ресторан и я буду ощущать себя как клятвопреступница.
И пусть ему и в голову не придет меня в этом упрекнуть, смысл в том, что внутренняя я обязательно будет мучиться от чувства вины.
Она и так будет. А если Ника принесет в неурочный час – будет хуже.
– Ну, удачи, – желает Артем на прощанье, – и тебе, и тому отважному полководцу, что отважился штурмовать твои бастионы. Пусть я выбыл из гонки, но ему я желаю победы. Чисто из сочувствия одного спортсмена другому.
Закатываю глаза. Так вот ты какой, мужской шовинизм в действии!
Вопреки Библии разумной девушки, рекомендующей опаздывать на свидания, умудряюсь прийти на пятнадцать минут раньше. Хотя это, наверное, было бы странно, если бы я умудрилась опоздать в ресторан, который расположен в десяти минутах ходьбы от корпуса, в котором я работаю. Это Бергу еще доехать надо.
Зато есть время подкрасить губы и подвести глаза. Даже глянуть на себя в профиль, чтобы убедиться – моя беременность уже очень очевидна.
Бог ты мой.
Какое же это все-таки счастье…
Хлопает входная дверь, и я – намертво застрявшая у зеркала в холле, вздрагиваю, разворачиваюсь в ту сторону. Думаю увидеть Диму – а вижу Ольшанского. Нежданчик!
Черт, а я-то только понадеялась на свое везение!
Куда там. Если бы мне повезло – он бы пролетел мимо меня, не обратив внимания. Он же – останавливается в трех шагах от меня, смотрит и тянет душу.
Надо уйти, наверное. Разве что кивнуть перед этим, типа я его видела, но слишком уж заморачиваться на этот счет не намерена.
– Привет, – пока я определяюсь с маневрами, Ник просто заводит разговор, – отлично выглядишь, Энджи.
– Анжела, – поправляется, когда замечает плотно сжавшиеся мои губы.
– Мне сказали, тебя не будет, – отворачиваюсь к зеркалу, поправляю длинные серьги в ушах, – и рабочий день уже закончился. Что-то случилось?
– Так, привез кое-какие бумаги Тимирязеву, – Ник не двигается с места. Все смотрит и смотрит… Господи, почему так не этично сказать, чтобы он шел уже к лешему и не тянул из меня кровь? – А ты почему еще на работе? Что-то случилось с водителем и ты не смогла уехать?
