Тем более что именно тогда она впервые набросала план рассказа уже не ангрианской, а самой что ни на есть настоящей английской жизни, “тридцать или пятьдесят лет тому назад”.
Страна – Англия.
Место действия – сельская местность.
Социальное положение – средний класс.
Тема – удивительное происшествие.
Пол автора – по усмотрению.
Сюжет – семейный, романтика не исключена.
P. S. Как можно более сжато – минимум разъяснений.
Наблюдение – и никакой воркотни.
На самом деле этот план вполне подходил к ее второму роману “Джейн Эйр”, по сию пору являющемуся мировым бестселлером. Хотя он увидит свет только через три года. Тогда же в Брюсселе она начнет писать стихи – конечно, о любви, любви недосягаемой и даже преступной. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что гениальный поэт среди трех сестер был только один – и это не Шарлотта, а Эмили Бронте.
Субботним утром 9 декабря она получила от него еще одну записку: месье Шапель и месье Эже “имели честь пригласить ее на концерт в Salle de la Grande Harmonie”, на котором будет присутствовать королевская семья и где после выступлений музыкантов состоится ежегодная лотерея для бедных. Шарлотта не догадывалась, что получила приглашение на главное светское событие сезона, и вечером 10 декабря ждала специально заказанный для нее экипаж, сидя в холле, одетая в свое единственное шелковое платье, конечно же, очень скромное, тускло-зеленого цвета и без всяких кружев и воланов. Увидев ее в этом наряде, мадемуазель Софи пришла в ужас и набросила ей на плечи свою черную кружевную накидку.
Дорога на концерт через весь Брюссель была приятной: ярко освещенные улицы выглядели наряднее, чем в дневное время, по широким тротуарам двигалась веселая и довольная толпа, меж деревьев по краям аллеи мерцали звезды. А когда карета выехала на открытую дорогу, в окне показалась картина ночного неба – в доме на рю Изабель, за высокой каменной оградой, увидеть такое было невозможно. Пышное убранство самого зала – стены и потолок в виде купола цвета матового золота, гирлянды из листьев и белых лилий, малиновый бархат, огромная хрустальная люстра – поразило даже не склонную к восторгам Шарлотту. Она огляделась, и у нее закружилась голова: на мгновение ей показалось, что все эти разодетые в пух и прах дамы вокруг похожи на мадам Эже как близнецы. Та же тяжеловесная скульптурная красота, плавные линии тел и черты мадонн голландских мастеров: совершенные, но бесстрастные и лишенные внутреннего огня. Ее стал бить озноб.
На сцене стояли два рояля, а вокруг них располагались девушки в белом – ученицы музыкального училища. Ими командовал месье Шапель: его борода и длинные волосы мелькали то тут, то там. Ему помогал Константин: он и здесь не мог сдержать свой учительский темперамент, но, увидев, что на подмостки поднимаются известные певцы, тотчас ретировался. С первыми же звуками музыки к Шарлотте вернулась ее неизменная ирония: перепуганные до полусмерти девицы за роялем вызвали у нее жалостливую улыбку, а рослая и пышная певица в белом атласе своими рискованными фиоритурами напомнила фокусника в цирке. Бесхитростная шотландская песенка в исполнении уличного музыканта доставила бы ей куда больше радости. Понравился только хор: может быть, оттого что напомнил вечер в саду наедине с месье?
Лотерея после концерта казалась бесконечной, Шарлотта, конечно, ничего не выиграла, хотя и получила на входе два билета. Он подошел к ней на лестнице и взял за локоть. Не говоря друг другу ни слова, они долго стояли на декабрьском ветру и ждали свой экипаж. От него пахло табаком и еще каким-то парфюмом, этого запаха Шарлотта не знала, и ей стало почему-то страшно до тошноты. Помогая ей подняться в карету, он спросил:
– Когда, Шарлотта?
– 1 января. После Рождества, как вы и хотели.
Он прыгнул в экипаж следом за ней и с силой захлопнул дверцу.
“Мне надо поговорить с вами. Дома это не слишком удобно, поэтому выходите в сад попозже, часам к одиннадцати. Постарайтесь, чтобы вас никто не видел”, – читала она через неделю его третью записку.
После молитвы и ужина девочки пошли спать. Шарлотта мерила шагами классную комнату и смотрела в окно на луну, которая, как назло, светила сегодня особенно ярко. Неожиданно она увидела свет лампы: в класс входила мадам Зоэ. Она совсем недавно родила пятого ребенка, девочку, но, как всегда, знала обо всем, что происходит в пансионе, так что Шарлотта ее появлению совсем не удивилась. Кажется, она даже ждала его.
– Вам не спится, мадемуазель Бронте? Вам давно пора быть в кровати. Вы нарушаете правила.
– Простите, но… мне хотелось просто посидеть в тишине и подумать.
– Думать можно и в постели, дорогая. Да вы горите – не лихорадка ли это? Я пришлю сейчас служанку с горячим питьем и попрошу положить туда трав, это вас успокоит.
Вскоре действительно появилась служанка с подносом, на котором стояла чашка с напитком. Шарлотта машинально сделала несколько глотков. Больше она уже ничего не помнила.
История опиумного опьянения героини “Городка” Люси Сноу – одна из самых сильных в романе, она потрясла даже первого биографа Шарлотты Элизабет Гаскелл, и та допытывалась у писательницы, довелось ли ей самой пережить подобное. Шарлотта ответила (или так хотела услышать Гаскелл), что нет, ей привиделась эта сцена во сне. Между тем опиум в то время входил в состав многих лекарств, в том числе любимых дамами викторианской эпохи успокоительных капель, и достать его было совсем нетрудно. Зорким оком следящая за всем мадам наверняка знала, что эта странная, а с недавних пор и ненавистная ей англичанка не просто так ходит между партами вечером в одиннадцатом часу. Что бы она и Константин ни задумали, это не должно было случиться, так что сомнений у нее не было никаких. Они, впрочем, и вообще были ей неведомы.
Интересно, что в это же самое время, когда Шарлотта пребывала в наркотическом трансе, ее отец вынужден был отбиваться в Хауорте от обвинений… в алкоголизме. У резкого и нетерпимого пастора было немало врагов, которые стали утверждать, что от него постоянно пахнет вином, а взгляд его замутнен. Так и было, вот только причиной являлась катаракта на обоих глазах, поэтому он принимал специальную микстуру со спиртом. Ухудшающееся зрение отца было самым сильным аргументом Эмили, убеждающей сестру вернуться.
Итак, все было решено. Приближалось 1 января. Шарлотта получила все мыслимые аттестации ее педагогических способностей и комплименты – даже от тех учителей и учеников, которые, как ей казалось, ее терпеть не могли. Последняя картина, связанная с Константином, – ее она запомнила на всю жизнь – это его рука, протягивающая ей сборник французской поэзии XVI века в подарок. Рука аристократа, такие тонкие пальцы, как у музыканта, машинально подумала она. И увидела, что рука эта дрожит.
Годы спустя заветный томик полетит в камин в Хау-орте. Бросит его туда законный муж знаменитой писательницы мистер Артур Николлс. А пока Шарлотта в сопровождении мадам едет на дилижансе в Остенд. В Брюсселе все думали: какая любезность со стороны начальницы проводить свою учительницу до самого корабля! И только Шарлотта знала: ей просто надо было удостовериться, что все действительно кончено и мисс Бронте навсегда возвращается в Англию. “А если я снова приеду? Что она тогда скажет?” Словно в забытьи – действительность оказалась сильнее опиума, – Шарлотта, стоя на палубе, смотрела на уплывающий берег и хорошо заметную на пристани среди провожающих красную шляпу мадам. Та почему-то долго не уходила. Чтобы не умереть от боли, надо было что-то сделать. Зарыдать, броситься в воду или просто громко закричать. Шарлотта, вцепившись в поручни, еле слышно прошептала: “Я вам отомщу”.
