Ну, а потом все пойдет хорошо, все будет просто отлично.
Но она чувствовала себя слишком усталой, чтобы сперва прыгать через обручи и лишь потом переходить к хорошему. И вообще, у нее еще есть работа.
Ева схватила набитую под завязку сумку с дисками и распечатками файлов, оставила машину у входа — главным образом, чтобы позлить Соммерсета — и направилась к крыльцу, предвкушая, как обрушит ему на голову весь запас отточенных в пути оскорблений.
Она вошла внутрь, окунулась в тепло, свет и благоухание большого холла. Решительным жестом она сорвала с себя куртку и перебросила ее через столбик перил — еще один маленький выпад против Соммерсета.
Но он не выполз, как ядовитый туман, из ниши в стене или деревянной оконной рамы. Странно. Он всегда выползал, как ядовитый туман, из той или иной щели. Ева растерялась, потом разозлилась, потом даже встревожилась: уж не упал ли он замертво в ее отсутствие?
И тут ее сердце забилось часто-часто, по коже побежали мурашки. Она подняла голову и увидела Рорка на верхней площадке лестницы.
За неделю со своего отъезда он просто физически не мог еще больше похорошеть, но Еве показалось, что он стал прекраснее прежнего.
Его лицо, излучавшее силу, властность и красоту, падшего, но не раскаявшегося ангела, было обрамлено густыми черными волосами. Его губы — чувственные, неотразимые — улыбнулись, когда он начал спускаться к ней по лестнице. А его глаза — немыслимо, ослепительно синие глаза — пригвоздили ее к месту.
Ева ощутила слабость в коленях. Глупо, глупо, сказала она себе. Он был ее мужем, она знала его всего. И все же стоило ей взглянуть на него, как колени у нее подогнулись от слабости, а сердце запрыгало в груди.
— Я не думала, что ты дома, — растерянно проговорила она.
Он спустился по лестнице и остановился у подножия, удивленно подняв бровь.
— Я с некоторых пор всегда возвращаюсь домой!
Ева уронила сумку и бросилась ему на шею.
Его вкус — это был вкус дома, сердечно приветствующего ее. Ощущение его тела — сильных мышц, гладкой кожи — возбуждало и одновременно успокаивало ее.
Ева начала принюхиваться, как щенок, и уловила запах мыла. Он только что принял душ, сообразила она, пока ее губы жадно искали его губ. Снял деловой костюм и облачился в джинсы и пуловер.
Это означало, что они этим вечером никуда не идут и никого не ждут в гости. Это означало, что они останутся вдвоем.
— Я по тебе скучала. — Она обхватила его лицо руками. — Я очень, очень скучала по тебе.
— Дорогая моя Ева! — Ирландская напевность прозвучала в его голосе. Он взял ее запястье и, нагнув голову, прижался губами к ладони. — Прости, поездка заняла больше времени, чем я рассчитывал.
Она покачала головой.
— Состав встречающих меня вполне устраивает. Я думала, меня ожидает менее теплый прием. Где ходячий мертвец?
Рорк надавил пальцем на маленькую ямочку у нее на подбородке.
— Если ты имеешь в виду Соммерсета, я дал ему выходной на сегодняшний вечер.
— У-у-у… Я-то думала, ты его убил…
— Нет, нет и нет! Никогда!
— А можно мне его убить, когда вернется?
— Как это приятно и утешительно: вернуться домой и убедиться, что некоторые вещи никогда не меняются. — Рорк бросил взгляд вниз, на гигантских размеров кота, втиснувшегося между ним и Евой. — Похоже, Галахад тоже по мне скучал. Он уже успел выцыганить у меня пару ломтиков лососины.
— Ну что ж, если кот накормлен, а сатанинского отродья, которое ты нанял дворецким, нет дома, давай поднимемся наверх и бросим монетку.
— По правде говоря, у меня был несколько иной план. — Увидев, что Ева наклоняется за своей сумкой, Рорк перехватил ее и поморщился: вес сумки произвел на него впечатление. — Работа?
Когда-то вся жизнь для нее сводилась к работе. Кроме работы, у нее вообще ничего не было. Но теперь…
— Она может немного подождать.
— То, что я задумал, должно занять больше, чем «немного». Я накапливал силы. — Свободной рукой он обхватил ее талию, и они стали подниматься наверх, тесно прижавшись друг к другу. — А для чего бросать монетку?
— Орел — я на тебя прыгну, решка — ты на меня прыгнешь.
Рорк засмеялся, наклонился и укусил ее за ухо.
— К чертям монетку! Прыгнем друг на друга.
Он бросил ее сумку на площадке лестницы и прижал ее спиной к стене. Дальше они стали действовать синхронно. В тот самый миг, как он впился поцелуем ей в губы, она подпрыгнула и обвила ногами его талию. Ее пальцы сжали в кулак прядь его волос, глубоко у нее внутри вспыхнул жаркий и влажный голод.
— Постель слишком далеко, одежды слишком много.
Ева с трудом оторвалась от его рта и тут же уткнулась в его шею. — М-м-м… ты так хорошо пахнешь.
Своими ловкими пальцами Рорк нащупал застежку ее кобуры и нажал размыкающую кнопку.
— Я собираюсь разоружить вас, лейтенант.
— Я не собираюсь сопротивляться.
Рорк повернулся и чуть не упал, споткнувшись о кота. Когда он выругался, Ева засмеялась до боли в ребрах.
— Было бы не так смешно, если бы ты отбила себе зад.
Все еще покатываясь со смеху, Ева обвила руками его шею, и он двинулся в спальню.
— Знаешь, сколько любви во мне накопилось? Я же неделю к тебе не прикасалась!
— Придется мне поберечь твой зад. Вот видишь, что ты со мной делаешь!
Он внес ее на возвышение и бережно опустил на мягкую постель.
— Ого! Ты уже и расстелить ее успел!
Рорк провел губами по ее губам.
— Я оптимистически оцениваю свои шансы.
Ева потянула наверх его рубашку.
— Я тоже.
Она притянула его к себе, упиваясь теплом его тела, нетерпеливым жаром губ. Какое это счастье — прикасаться к нему, чувствовать его тело, его вес, прижимающий ее к постели. Желание и любовь смешивались в ее сердце, в ее крови, она чувствовала себя бесконечно счастливой.
Он вернулся, он снова был с ней.
Он проложил дорожку поцелуев вниз по ее шее, смакуя вкус ее кожи. Никогда, никогда он не сможет насытиться ею. Она принадлежала ему, но ему все было мало. Дни и ночи, проведенные вдали от нее, были наполнены делами и заботами, но в душе он чувствовал себя опустошенным.
Рорк подтянул ее к себе, стащил с нее и отбросил кобуру, расстегнул рубашку, а тем временем ее руки, губы, зубы нетерпеливо и жадно блуждали по его телу. Он обхватил ее груди сквозь тонкую безрукавку и заглянул ей в лицо, пока его пальцы ласкали ее нежные, чувствительные соски.
Как он любил ее ореховые глаза. Рорку всегда нравилось, что она не отводит взгляда, хотя все ее тело уже начало дрожать.
