И хотя мэр Луи Тодерон считал неприемлемым, когда оголтелая толпа начинает качать свои права, все же вышел на балкон.
– Жители Фарсалы! – начал он, сразу перекрывая гул. – Как вы знаете я поставлен здесь его сиятельством префектом Драго дабы блюсти мир и порядок и способствовать процветанию этого великого города. Поэтому любой, кто посмеет посягнуть на спокойствие и порядок Фарсалы будет немедленно пойман и подвергнуть наказанию согласно Закону Империи.
– Пришлые! Они уже у ворот! – крикнули из толпы.
Мэр покачал головой.
– Да-да. Я был тщательно информирован об этой ситуации. И спешу уверить вас, что ни один заразный попрошайка не войдет в город. Стража у ворот усилена. Дополнительные посты на стенах поставлены. Поэтому сохраняйте спокойствие и расходитесь.
Конный отряд из охраны мэра во главе с Грегером вытянулся в шеренгу перед входом в ратушу. Главный телохранитель Тодерона зорко смотрел на толпу, читая эмоции на лицах людей, сразу вычисляя особо буйных и недовольных. Сейчас в открытую он не мог ничего им сделать, дабы не спровоцировать бунт, но позже вместе со своими людьми он обязательно найдет их и покарает – повод найдется всегда.
Елена не ходила к ратуше, не стояла среди беспокойной толпы, ее мало интересовали пришлые. Последние дни ее занимало лишь здоровье Нимфеи. В один из вечеров девочка вдруг стала жаловаться на боль в горле, прошло пару часов и началась лихорадка, а еще через пару дней на коже появились красные пятна. Мадам Тирли, повидавшая на своем веку ни один десяток детей, подняла брови и отчеканила:
– Корь.
Елена похолодела. Корь?! У ее девочки корь?!
– Как это лечится?
– Никак, госпожа Елена. Ребенок должен переболеть ее.
– Но от нее же умирают! У Эдда и Ребекки Винслоу корь забрала ребенка.
Мадам Тирли пожала плечами.
– Винслоу не повезло, Небеса послали им лишь одного ребенка и того забрали. Видно нагрешили.
Елена остановила взгляд на толстом холеном лице мадам Тирли. Иногда, она сама не знала почему, эта добродушная кухарка ее сильно раздражала.
– В любом случае, госпожа Елена, не стоит так пугаться. Корь – обычная детская болезнь. Правда, она особенно опасна младенцам, да еще беременным. Но ни я, ни, уверена, вы не в положении.
И мадам Тирли смерила Елену пристальным взглядом, будто пыталась увидеть в фигуре своей юной хозяйки намеки на интересное положение. И вид стройной талии Елены ее явно разочаровывал. Девушка давно знала, что по городу о ней ходят разные слухи. Стоило ей придти на базар, как за спиной начинали шептаться. Жена бакалейщика, у которого Елена покупала хлеб, всегда стояла рядом, пока муж отпускал девушке товар, и, уперев руки в крутые бока, внимательно за ними следила. Не скрывали своего отношения к ней и на мануфактуре.
– Видела ее разъезжающей в коляске с господином Пазарли и тем молодым врачом, – шептались в женском цеху. Несколько ткачих собрались кружком и занимались любимым женским делом – сплетнями.
– Не может быть! – расстроилась одна молоденькая девчушка, тайно влюбленная в Савалли.
К слову сказать, как только Елена устроилась работать на мануфактуру господина Гюля, она вдруг обнаружила, что знакомство с домом Аталлосов и их друзьями было для нее с одной стороны преимуществом, а с другой опасным недостатком, почти пороком. Так, к примеру, оказалось, что среди юных ткачих полно поклонниц Тородда Савалли. Эти девушки были все сплошь из бедных семей Фарсалы, а именно к ним питал особое сострадание Савалли и старался помогать, чем мог. Для детей из таких семей он устроил приют, и Елена, к удивлению, узнала, что в самом деле у многих ее соработниц дети или младшие братья или сестры проживали в нем. Их там кормили, одевали и даже учили грамотности. И все абсолютно бесплатно. Надо ли говорить, что господина Савалли простое рабочее население города обожало, а сердца многих юных девушек были давно отданы ему. Поэтому прокатившись так необдуманно в тот день в одном экипаже с Савалли и Кеганом, Елена нажила себе немало врагов среди женской половины Фарсалы.
– Не может быть! – воскликнула ткачиха. – Сидела с ними обоими в коляске?
– Сразу двоих обхаживает, шустрая девка, – хмыкнула другая. – Всем известно, что господин Пазарли частый гость в салоне мадам Камиллы. Видимо там ее и подобрал.
Глаза остальных сплетниц заблестели, а щеки зарделись. Салон мадам Камиллы обладал известной репутацией.
– Бесстыжая какая. Небось днем здесь работает, а ночью туда уходит. То-то все дивились, что у нее свой дом. Теперь понятно откуда. Заработан непосильным трудом.
– Я бы, сказала, весьма изнуряющим.
Эта грязная шутка так всем понравилась, что женщины громко расхохотались.
Тут к толпе сплетниц подлетела старшая мастерица, следящая за дисциплиной.
– Это что еще такое?! – заорала она, переходя на визг. – Вам заняться нечем или надоела эта работа?
– Нет, госпожа, простите, – запричитали виновато ткачихи, тут же возвращаясь к станкам.
Но как только патронша ушла, стали вновь перешептываться, правда очень осторожно, еле слышно.
– Вон-вон, идет, бесстыжая, – указала пальцем на Елену одна из них.
Елена шла вдоль прядильных станков прямо, опустив глаза в пол и поджав губы, чувствуя, как каждый взгляд впивается в нее, точно игла. Она встала у станка и посмотрела на Элис.
– Привет…
Но девушка отвернулась от нее. И Елена вдруг вспомнила почему всегда была одиночкой в поместье Наттеньер.
***
Этот день тянулся бесконечно долго. Елена работала спокойно и сосредоточено. Стараясь на обращать внимания на косые взгляды и смешки, она направила свои мысли на переплетающиеся нити льна и четкие движения ремеза. Работа настолько ее поглотила, что она не заметила, как наступил вечер. В цеху уже было пусто. Потушив последнюю масленую лампу и надев плащ, Елена направилась к выходу. Но тут кто-то сзади накинул ей на голову мешок, и, скрутив руки, куда-то потащил. Елена вырывалась и билась ногами, но было бесполезно.
– Давай! Давай ее сюда! Тащи! – кричали вокруг. Елену привязали к столбу и сняли мешок. Это были ткачихи из цеха. Человек двенадцать–пятнадцать.
– Ну, что, шлюха, попалась! – зло хохотала одна из них, по имени Дора Спот, крупная девка с лицом, обезображенным оспой. – Сейчас то мы твое личико слегка поправим. Так ведь, девочки?!
– Да! Да!
– Нарисуем на одной стороне пару узоров и на другой. Тогда, глядишь, клиентов-то у тебя и поубавится.
Дора достала ножницы и поднесла их к лицу Елены.
– Ей, подожди, Дора! Пусть сначала попросит отпустить ее. Поунижается. Может, мы и передумаем, – предложила Элис, со злорадством и ненавистью глядя на связанную Елену.
– Пусть умоляет! – ликовали остальные. – Пусть встанет на колени и лижет наши башмаки!
