– Наверное. – На ходу Кая проверила, легко ли будет в случае чего выхватить оружие. Несколько слоев ткани сильно сковывали движения. Руки в рукавицах казались неуклюжими. Правая все еще побаливала после столкновения с лесным псом.
– Да брось. Бдительность – это хорошо, но нас много, и в такую холодину вряд ли нечисть решится нас атаковать. Я бы больше беспокоилась про станцию. – Шоу сделала еще пару длинных скользящих шагов, догоняя кого-то из мужчин, махавшего ей.
В ее словах был смысл – и все же почему-то Кае было не по себе. Они покинули расчищенный участок, и стало не до разговоров. Снегоступы не всегда помогали – время от времени кто-то увязал в холодной снежной трясине и освобождался с трудом и руганью. В остальное время шли по снегу бодро – тяжело дыша, раскрасневшись от мороза.
Кая быстро устала любоваться зимними красотами – прозрачностью утреннего низкого неба, черными силуэтами голых ветвей, которые как будто тонкой кисточкой вывели на светлом листе. Поначалу она старалась запомнить как можно больше – то, как играет свет на снегу, как скользят по нему тени, – чтобы однажды, когда ей будет чем нарисовать это… Но постепенно все утонуло в тяжелом дыхании, усилиях, с которыми давалось каждое движение, напряженных спинах попутчиков.
Когда Пом наконец объявил привал, Кая едва удержалась от того, чтобы не сесть прямо в снег. Пе редохнули в полуразвалившемся сарае, почти не разговаривая, – берегли силы. Теперь уже никто не отпускал шуточек, и даже Шоу выглядела серьезной и сосредоточенной – такой, какой показалась Кае при первом знакомстве. Кая жадно ополовинила флягу с водой – и заполнила освободившееся место снегом, а потом сжевала несколько сухарей и полоску вяленого мяса.
Пом был в стороне ото всех – стоя на пороге, напряженно разглядывал небо, с виду совершенно ясное.
– Что такое, помощник? – К нему подошел, поглаживая седую бороду, Василь. – Небо не нравится?
Пом неопределенно помотал головой, и некоторое время они вглядывались за горизонт, стоя плечом к плечу. Шоу тоже посмотрела и пожала плечами.
– Ты что думаешь, Кая, а? – шепнула она. – По мне, так чистое небо. Ни облачка.
– Мне тоже так кажется, – пробормотала Кая.
Как ни старалась, она действительно не могла разглядеть то, что вызвало подозрения у Василя и Пома. Но их напряжение передалось ей – в конце концов, они летали по небу, пока она сама долгие годы ходила по земле. В вопросах предсказания погоды она куда больше доверяла их чутью, чем собственному.
Посовещавшись некоторое время вполголоса, Василь и Пом кивнули друг другу, и Василь принялся, кряхтя, перевязывать снегоступы, а Пом объявил конец привала.
Группа двинулась дальше по развалинам огромного моста, где когда-то ездили автомобили. Кая не могла представить себе, как кто-то вообще мог построить подобное, но мысленно поблагодарила этих людей – снег на развалинах был достаточно ровным, хотя приходилось двигаться медленно, чтобы не угодить в разлом или яму.
Миновав мост, они двинулись дальше вдоль замерзшего озера. Его поверхность напоминала поверхность Луны – такая же гладкая и пустынная. Менее осторожные путники, возможно, решились бы срезать путь, пройдя по льду, но Пом повел свою группу в обход – и, по мнению Каи, правильно сделал. Кроме опасности угодить в полынью или услышать треск льда под ногами существовала немалая вероятность встретиться с кем-то, облюбовавшим озеро для спячки подо льдом. Болотный хозяин или другая крупная тварь могла бы и отказать себе в паре часов сна ради перекуса, которым Кая вовсе не желала стать.
Озеро миновали без происшествий – Кая и Шоу отпраздновали это сухарем, разломанным пополам и сгрызенным на ходу. После сарая и моста строений им не попадалось, поэтому следующий привал сделали посреди дороги – вскипятили воды на костре, выпили мятного чая, сделали по глотку из фляги Василя. Кая покорно глотнула тоже, хотя горло обожгло как огнем. Она уже почти ничего не соображала от усталости, рюкзак, казалось, оттягивал плечи до земли, но она ни за что не призналась бы в этом остальным. В конце концов – Кая знала наверняка – не существовало физической усталости, которую невозможно выдержать. Если чувствуешь, что вот-вот упадешь, нужно просто сделать еще один шаг, затем другой – и продолжать идти. А вот если действительно разрешить себе упасть – так и останешься лежать и уже не сможешь заставить себя подняться.
Перевалило за полдень, когда погода начала портиться. Ни с того ни сего в одночасье подул сильный ветер, пробирающий до костей, а сразу вслед за тем повалили хлопья снега, похожие на хрупких белых бабочек.
Поначалу никто не беспокоился – а Кречет, замотавшийся шарфом до самых глаз, даже остановился на минуту и, запрокинув голову, смотрел на кружение снежинок.
Но время шло, а снегопад не прекращался. Напротив, усиливался. Ветер крепчал, и становилось все темнее, хотя по всем законам природы солнцу полагалось светить вовсю.
Карта, которой пользовался Пом, была крепко запаяна, чтобы не проникала влага, и Кая заметила, что он все чаще посматривает в нее лишь за тем, чтобы еще более отчаянно крутить головой, силясь разглядеть хоть что-то сквозь завесу метели.
Глаза заболели от ветра, и снежинки стали острыми и колючими, как осколки стекла. Пошарив в кармане, Кая достала берестяные очки и нацепила на лицо. В них было плохо видно, но она и без того с трудом различала фигуры спутников. Сквозь снежную мглу ее руку нашарила чья-то тонкая рука, и она услышала Шоу:
– Это ты?
– Да, я! – Она и не ожидала, что так обрадуется, – и по этой радости поняла, что напугана. – Держись рядом.
– А то!
Им приходилось кричать, чтобы расслышать друг друга, – в следующий момент кто-то по цепочке передал им, что Пом скомандовал остановиться. Путники связались поясами и веревками – у кого что было, – чтобы не потеряться в снегопаде, и продолжили путь.
И до чего теперь стало холодно! Кая замотала голову поверх шапки платком, натянула капюшон, подняла шарф до самых глаз – и все равно чувствовала, как горит и щиплет от холода лицо. Пальцы в рукавицах закоченели и скрючились, и при одной только мысли о горячей воде, огне, печке, солнечных лучах слезы выступали на глазах.
– Ты как? – крикнула Шоу. – Жива?
Она усмехнулась, но напряженно. Это уже не звучало как шутка. Они с трудом различали друг друга, а спина ближайшего к ним человека едва угадывалась сквозь белую ледяную завесу.
– Жива! – прокричала Кая, не узнав собственного голоса. – А ты как?
Шоу ответила непристойным словом.
– Давай остановимся! – Она изо всех сил потянула за веревку того, кто шел впереди. – Так продолжать нельзя! Надо переждать!
Через несколько минут все они сгрудились, тщетно пытаясь согреться, прижимаясь друг к другу. Кая взглянула на их лица – те, у кого были берестяные очки, нацепили их на себя – и поняла: дело плохо. Щеки и носы раскраснелись от холода, губы потрескались, но это было полбеды. Многие не скрывали страха – возможно, надеясь, что остальные все равно не сумеют его разглядеть.
