Ган сделал обманный выпад вправо, но Север был там – непоколебимый как скала.
– Она сама умоляла меня позаботиться о тебе. Она знала, что без меня ты погибнешь! – Он ударил сильно, сильнее, чем в прошлые разы, – неужели до сих пор сражался не в полную силу?
Ган почувствовал, как скользит на проклятом обломке кости. Он взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, а в следующий миг меч Севера вонзился ему в бок. Неглубоко, неопасно, но он все равно на мгновение ослеп от ярко-белой вспышки боли. Вслепую взмахнул мечом, пытаясь достать Севера наугад, но тот легко увернулся и ударил его ногой в живот. Ган сложился пополам, но меча не выпустил. Он ждал удара по шее – у Севера хватило бы силы сделать это быстро, – но ничего не произошло. Зрение вернулось к нему, и он снова взмахнул мечом, не давая дяде приблизиться.
Север мог достать его. Мог – но предпочел продолжить игру в кошки-мышки.
Они снова стояли друг напротив друга, тяжело дыша, настороженно глядя друг на друга.
– Больно? – заботливо поинтересовался Север. – Ничего. Рана неглубокая. Ты не истечешь кровью – пока что.
– Спасибо за заботу.
– Невероятно! – Север сделал шаг назад, картинно приложил руку к сердцу. Другая его рука, в которой был зажат меч, ни на миг не переставала защищать, нападать, жить своей жизнью. – Я уж думал, никогда не услышу от тебя эти слова.
Его голос стал ниже, как будто невидимая рука сжимала горло.
– Я заботился о Еве. Заботился о тебе. Я дал тебе все, что мог! Все, что имел. Я сделал тебя тем, кто ты есть. И если бы ты был умнее – ты научился бы большему. Ты стал бы мной…
– Я никогда не стал бы тобой, – сказал Ган. Бок жгло, как на медленном огне. Кровь щекотно стекала вниз, и на миг в глазах потемнело. – Никогда.
– Сантименты, – рявкнул Север, – снова! Если бы тебе было…
– Брось, дядя. – Бок снова обожгло болью, и виски сжало как железным обручем. – Кто бы говорил о сантиментах? Тебя ранило то, что я тебя чуть не убил, – или то, что я не оценил твою великую заботу? Все это время ты лелеял месть, как ребенок – секреты. Только что ты говорил о любви. – Он выплюнул это последнее слово, как грязное ругательство. – Чувства? Судя по всему, они владели тобой куда больше, чем мной. Кажется, это я изменил тебя, разве нет?
Он ожидал нового выпада, но Север вдруг рассмеялся:
– Неплохо, племянник. Даже жалко, что мы с тобой уже не поболтаем. – Он больше не смеялся. – Все хорошее когда-нибудь заканчивается. Пора прощаться.
Он ринулся вперед, быстро и тяжело, как сходит лавина. «Значит, все это время он себя сдерживал», – успел подумать Ган, прежде чем Север легко выбил меч у него из руки, а потом тяжелое, разрушительное, неотвратимое опустилось на него сверху, и мир погрузился в темноту.
* * * *
Первыми в мир вернулись звуки. Он услышал тихое дыхание почти у самого уха – а потом журчание воды, металлический плеск, с которым она ударялась о дно таза или миски. Где-то – судя по всему, за окном – запела птица. Наверное, там начиналась весна.
Скрипнула деревянная рама, и он почувствовал запахи. Пахло первыми почками, грязью, солнцем, холодным влажным ветром. Лучшие на свете запахи – вестники того, что еще одна долгая зима наконец отступает.
Попытался открыть глаза – и не смог. Мир погрузился во влажную черноту, как будто лицо залепило грязью. Он попробовал дотянуться до лица… и застонал.
Воздух справа от него задрожал – кто-то быстро наклонился к нему, и он почувствовал, как маленькая рука отбросила прядь волос с его лица. Рука была прохладной и мягкой. Он хотел попросить невидимую девушку снова коснуться его лица, но не смог. Горло саднило, как будто его набили песком и щебнем. Лицо болело, словно его поджаривали на раскаленных камнях.
– Тише, – прошептала она, наклоняясь над ним. Он почувствовал ее запах и все вспомнил. – Кая… – Ему только показалось, что он произнес ее имя. Со стороны это звучало как слабый скрип, на большее сейчас он не был способен.
– Молчи. – Прохладная ладонь снова легла ему на лоб. – Все хорошо. Я здесь. Теперь ты поправишься.
– Где…
– В Красном городе. Здесь хорошие врачи. С тобой все будет в порядке. Я рядом.
Он хотел спросить ее, где Север, и о том, что произошло прежде, чем он потерял сознание, но не смог. Память крутило, как воду в глубоком омуте, и смысл случившегося с ним ускользал. Он не мог быть жив – и все же уцелел. Болело все – голова, лицо, руки, ноги.
Ган снова попытался открыть глаза, но не смог, и мысль о слепоте отозвалась такой чудовищной болью, что сознание снова покинуло его, быстро и милосердно.
Он не знал, сколько времени прошло с того момента, как он впервые очнулся. Но этот раз кто-то иначе дышал в комнате, и весной больше не пахло. По стеклам барабанил дождь, и Ган вдруг понял, что видит изменения света и тени. Как будто он был рыбой, живущей в темном аквариуме, – и где-то недалеко от стола кто-то зажег свечу.
– Что…
– Кая! – Голос был женским, смутно знакомым. – Иди сюда! Он очнулся!
Он услышал быструю очередь шагов.
– Я здесь.
Другая девушка из комнаты вышла – осталось только ее тепло.
– Кая. – Теперь он наконец мог говорить, хотя остатки песка, кажется, не совсем освободили горло, а каждое слово отзывалось болью. – Привет.
– Привет. – Он услышал, как она улыбается.
– Ты улыбаешься?
– Сам посмотри. – Она осторожно прикоснулась к его лицу, и Ган застонал – хотя изо всех сил старался удержаться.
– Очень больно?
– Ерунда. Я… я ничего не вижу.
– С твоими глазами все в порядке, – поспешно сказала она. – Все хорошо. Я сейчас сниму повязку. Скажи, если будет больно.
Он что-то промычал в ответ. Следующие несколько минут он собирал в кулак всю свою волю, чтобы не издать ни звука, пока ее пальцы бережно порхали по его лицу.
– Вот так. Лучше?
– Конечно. Я же вижу тебя.
Ее лицо плыло перед глазами, как будто отражаясь в беспокойной речной воде, но через некоторое время стало видно отчетливо. Она смотрела на него, встревоженная, но словно отводила взгляд в сторону – или ему только казалось?
– Как ты себя чувствуешь? – Он почувствовал, как ее пальцы осторожно скользнули к его руке, и сла бо ответил на пожатие.
– Солгу, если скажу, что хорошо. Что произошло?
Она мгновение помедлила, прежде чем ответить:
– Я не пошла за тобой, как ты и просил. Стояла там, в коридоре, и ждала. – Ее голос дрогнул, и он разом представил все. Бесконечно тянущееся время, дрожание пальцев, холод, пробегающий по спине, и то, как она мучительно прислушивалась к каждому звуку, долетавшему со двора.
