— Даллас! — Мэвис отерла слезы с лица обеими руками. — Я ничего не знаю о детях.
— Ах, вот ты о чем. Но ты же прослушиваешь все эти диски, так? И разве ты мне не говорила, что собираешься посещать какие-то занятия? Что-то в этом роде?
«Господи, я сама во всем этом полный профан! — в панике думала Ева. — И какого черта я отослала Пибоди на Ямайку?»
— Ну и какой в этом толк? — Обессиленная долгим плачем, Мэвис откинулась на подушки. — Ну, учат меня, как кормить ребенка, как его пеленать, как брать его на руки, чтобы ничего ему не сломать. Все в таком роде. Учат, как делать разные вещи. Но они не могут мне подсказать, как понимать, как чувствовать. Они не могут научить, как стать матерью, Даллас. Я не знаю, как это делается.
— А может, это само придет? Ну, знаешь, когда ты наконец вытолкнешь его на свет, это произойдет само собой. И ты все поймешь.
— Я боюсь все испортить. Вдруг я все сделаю неправильно? Леонардо так счастлив, он так этого ждет!
— Мэвис, если ты не хочешь…
— Хочу! Хочу больше всего на свете! Вот почему мне так страшно, Даллас. Мне кажется, я не переживу, если сделаю что-нибудь не так и все испорчу. Если я рожу ребенка и не почувствую того, что полагается, не пойму, что ему нужно… Что ему нужно на самом деле, а не просто бутылочка и чистый подгузник! Откуда мне знать, как его любить, когда меня никто никогда не любил?
— Я люблю тебя, Мэвис.
И опять глаза Мэвис наполнились слезами.
— Я знаю, что ты меня любишь. И Леонардо. Но это не одно и то же. Вот это… — Она положила ладонь на живот. — Это совсем другое дело. Ладно, наверно, я просто запаниковала, — призналась она с долгим вздохом. — Я не могла говорить об этом с Леонардо. Мне нужна была ты. — Мэвис нащупала руку Евы. — Кое-какие вещи можно рассказать только ближайшей подружке. Ну вот, мне уже лучше. На-верное, просто гормоны разыгрались.
— Ты мой первый настоящий друг, — задумчиво проговорила Ева. — Ты когда-то вбила себе в голову, что тебе надо держаться ко мне поближе, и я просто не могла тебя стряхнуть. И не успела я оглянуться, мы подружились. Мы через многое прошли вместе.
— Да, — всхлипнула Мэвис, и первая дрожащая улыбка сквозь слезы показалась на ее губах. — Уж это точно.
— Ну, а раз уж ты моя лучшая подруга, не сомневайся, я бы тебе сказала, если бы ты вела себя глупо. Если бы я думала, что ты зря ударилась в эту затею с ребенком, я бы тебе непременно сказала.
— Сказала бы? Правда? — Мэвис стиснула руку Евы, пристально вглядываясь ей в лицо. — Честное слово?
— Честное слово.
— Ну, ты сняла камень с моей души. — Мэвис прерывисто вздохнула. — Да, мне прямо, полегчало. Можно мне немножко побыть у тебя? А может, я позвоню Леонардо и скажу ему… О боже!
Заплаканные глаза Мэвис округлились, она села прямо, крепко прижимая ладонь к животу.
Ева вскочила на ноги.
— Что с тобой? Что? Тебя тошнит?
— Шевелится. Шевелится, я чувствую!
— Что шевелится?
— Ребенок! — Она подняла глаза на Еву, и ее лицо внезапно осветилось, словно кто-то зажег лампочку у нее под кожей. — Мой ребенок шевельнулся! Как будто… как будто маленькие крылышки затрепыхались!
Теперь уже Еве стало нехорошо. Ей показалось, что из нее вдруг выкачали весь воздух.
— А… это так полагается?
— Ага. Мой ребенок шевельнулся, Даллас! У меня в животе! По-настоящему!
— Может, хочет тебе сказать, что не надо так волноваться?
— Да. — Мэвис смахнула вновь навернувшиеся слезы и улыбнулась блаженной улыбкой. — С нами все будет хорошо. Все будет отлично. Я рада, что это случилось при тебе. Когда я это почувствовала… Я рада, что тут не было никого, кроме тебя и нас с ребеночком. У меня все получится.
— Я же тебе говорила!
— И я буду знать, что надо делать.
— Мэвис. — Ева опять села рядом с ней, — по-моему, ты уже сейчас все знаешь.
Глава 12
Войдя в дом, Рорк увидел, что его жена сидит на ступеньках, обхватив голову руками. У него все перевернулось внутри, он в тревоге бросился к ней.
— Тебе плохо? Что случилось?
Ева судорожно вздохнула.
— Мэвис.
— О боже! Что-то с ребенком?
— Наверное, все дело в ребенке. По крайней мере мне так кажется. Но откуда мне знать? Она даже губы не накрасила. И что мне было делать?
— Послушай, я ничего не понимаю. Думаю, нам лучше начать сначала. Давай я первый. С Мэвис и с ребенком все в порядке?
— Должно быть. Он там шевелится!
— Где? — Рорк спохватился и возвел глаза к потолку. — Ты меня совсем запутала! Значит, она почувствовала, как ребенок начал шевелиться? Разве это не здорово?
— Она считает, что да. Значит, так и есть.
Ева выпрямилась и посмотрела на Рорка. Он все еще держал ее за руку и внимательно вглядывался в ее лицо. Ждал.
Все было как обычно, если не обращать внимания на легкую перемену ритма. На самом деле с недавних пор все между ними было не как обычно и, может быть, уже никогда не будет. Они оба это чувствовали, но оба готовы были делать вид, что ничего не случилось.
И в этой довлевшей над ними готовности притворяться, будто ничего не случилось, было нечто жуткое. Но ничего другого ей не оставалось, и она охотно пряталась за этим притворством, как, впрочем, и он.
— Когда я вернулась, Мэвис была здесь — вся в кусках и в слезах, — продолжала Ева. — Она боялась, что поломает жизнь ребенку, потому что ей в детстве поломали жизнь. Что-то в этом роде. Боялась сделать что-нибудь не так, боялась, что не почувствует того, что нужно. И рыдала как ненормальная.
— Я слыхал, это как раз вполне нормально для беременных женщин. Приступы слезливости. И я готов поверить, что она немного напугана. Откровенно говоря, это довольно жутко — если хорошенько подумать и представить себе весь процесс.
— Ну, я, например, совсем не хочу об этом думать.
Рорк отпустил ее руку и чуть-чуть отодвинулся от нее. Ева поняла, что он тоже ощущает возникшую между ними трещину. Обругав себя трусихой, она выбросила эту мысль из головы.
— Ну, словом, когда ребенок… уж не знаю, что он там сделал, но она успокоилась, даже развеселилась. Чуть не плясала, когда отправилась рассказывать Леонардо.
— Что ж, прекрасно. Тогда почему ты сидишь здесь с таким несчастным видом?
— Она вернется.
— Вот и хорошо. Буду рад ее повидать.
— Она привезет Трину. — Голос Евы зазвенел, она судорожно вцепилась в рубашку Рорка. — Со всем ее пыточным набором.
— Да, я понимаю.