Во время кампании монгольское войско постоянно выбирало любовниц из побежденных народов для Чингисхана и его военачальников
[714]. Ученый-отшельник был очень возмущен, когда узнал, что он должен будет путешествовать в компании множества «девушек из гарема»
[715]. Его возражения были услышаны, и любовницы никуда не поехали.
В Пекине монаху говорили, что Чингисхан в настоящее время отбыл в Хорезм. В марте 1221 года Чань-чунь начал свой нелегкий путь по Азии к месту встречи с Чингисханом. Один из его компаньонов, Ли Чи-Чанг, вел дневник, который стал важным историческим источником. В нем, однако, содержались не только исторические факты. Дневник дает ценные сведения о географии, этнографии, климатологии, о флоре и фауне Центральной Азии. Через Далайнор компания направилась к лагерю младшего брата Чингисхана Тэмугэ-отчигина, который расположился на реке Калке. 30 апреля Тэмугэ принял Чань-чуня. Далее она двинулась через долину Керулена к верховьям Орхона, где даже летом было очень холодно. Погодные условия сказались на здоровье даже самых выносливых людей в этой группе
[716]. Дальше путь лежал через Алтай, северное подножие Тянь-Шаня, Сайрам-нор и Ал малык к Самарканду, куда путешественники и прибыли 3 декабря 1221 года
[717].
Из-за зимних холодов Чань-чунь остался на несколько месяцев в Самарканде. В середине апреля 1222 года Чингисхан призвал его, и 26 апреля учитель-даос выехал в сопровождении эскорта из Самарканда. Он проследовал через Балх в лагерь Чингисхана, расположенный к югу от Гиндукуша. Престарелый китайский ученый прибыл на встречу 15 мая. Он был радушно принят завоевателем мира, который поблагодарил монаха зато, что тот ради него проделал путь в 10 000 ли (один ли равен 573 метрам). Чань-чунь ответил, что приказ Чингисхана — это воля Неба и что у него, как у «горного дикаря», не было права выбора, он мог только повиноваться (как символ смирения отшельника монах выбрал себе имя «горный дикарь»). Чингисхан предложил даосу сесть и перешел прямо к делу, спросив старого монаха, правда ли, что он обладает эликсиром бессмертия. Чань-чунь ответил, что есть много способов продлить жизнь, но никакого эликсира бессмертия не существует. Чингисхан был, несомненно, глубоко разочарован: он надеялся победить смерть. Однако он скрыл свои истинные чувства и поблагодарил монаха за честный ответ. Завоеватель мира приказал установить два шатра к востоку от его собственного для учителя и его компаньонов.
Чингисхан также хотел, чтобы Чань-чунь рассказал ему о философии даосизма, но военная деятельность в Афганистане заняла все его внимание. Поэтому Чань-чунь по собственному желанию направился к Самарканду, куда прибыл в середине июня 1222 года
[718]. Когда Чингисхан призвал монаха во второй раз в сентябре 1222 года, его лагерь переместился к юго-востоку от Балха. Чань-чунь прибыл туда 28 сентября, начав продвижение на север без промедлений в сопровождении императорской семьи. Только в октябре у Чингисхана появилась возможность услышать рассказ учителя о даосизме. В роскошном шатре, установленном специально для этой цели, Чань-чунь был еще раз встречен Чингисханом с большой любезностью
[719]. Завоевателю пришлось прибегнуть к услугам переводчика. Им был Елюй Ахай, член семьи киданского министра Чингисхана Елюй Чуцая. Чингисхан выслушал рассказ Чань-чуня с большим вниманием. После этого старый монах возвратился в Самарканд, но впоследствии сопровождал Чингисхана какое-то время в его походах. Монгольский завоеватель хотел, чтобы Чань-чунь сопровождал его на обратном пути в Монголию, но учитель испросил разрешения уехать раньше: он обещал своим друзьям в Китае вернуться через три года
[720].
Прежде чем уехать в Китай, монах посоветовал Чингисхану заботиться о себе более тщательно. В марте 1223 года, во время охоты, Чингисхан подстрелил вепря, но в этот момент его лошадь споткнулась, и завоеватель упал. Раненый вепрь остановился и не нападал, так что слуги смогли спасти своего обессилевшего господина. Учитель использовал этот инцидент для того, чтобы указать Чингисхану на то, что жизнь драгоценна, и предложить ему, ввиду его возраста, охотиться поменьше. Чингисхан не мог отказаться от привычного образа жизни. Он признал правоту монаха, но добавил, что монголы учатся ездить верхом и использовать лук и стрелы в раннем детстве, так что отказаться от этой привычки очень сложно. Однако он пообещал Чань-чуню, что будет иметь в виду его совет
[721].
В апреле 1223 года Чань-чунь получил разрешение уехать. Он возвращался примерно тем же маршрутом, что и приехал. В январе 1224 года его компания достигла Пекина
[722]. Через пять месяцев учитель получил послание от Чингисхана, в котором говорилось, что он не забыл своего старого друга; завоеватель мира надеялся, что монах будет также помнить его
[723].
Чань-чунь умер в 1227 году, в тот же год, что и Чингисхан.
Разрушенный мир остается позади
Восстановив свое войско
[724], Чингисхан решил в феврале 1222 года покинуть область между Гиндукушем и Индом, где он провел зиму
[725]. В его планах было возвратиться в Монголию через Индию, Гималаи и Тибет
[726]. С этой целью он отправил посольство к султану Дели
[727]. Вскоре он осознал, что на его пути встретятся высокие горы и густые леса; кроме того, климат Индии не подходил для монголов
[728]
[729]. Поэтому Чингисхан решил возвратиться тем же маршрутом, что и попал в Среднюю Азию. Тот факт, что король Си-Ся в 1220 году отказался прислать подкрепление, должно быть, еще больше убедил его в правильности принятого решения. По прибытии в Монголию армия должна была оставаться в силе, чтобы наказать правителя тангутов.
