Слугу с сестрой на руках она увидела издалека. Та с перемазанной… кровью юбкой и покрытыми… кровью руками лежала как будто и вовсе не шевелясь. Казалась мертвой…
Что с ней случилось?
— Боже мой, Маргарет, — выдохнула Аделия, хватая руку сестры. — Что с тобой приключилось? — И глядя на Аллана: — Где ты нашел ее? Чья это кровь?
Девушка слабо зашевелилась, издала мучительный стон и вдруг сжалась, словно боль резанула по телу, и она не могла с нее сладить.
— Она была за овином, хозяйка. Лежала скрючившись на земле и стонала… Все платье было в крови.
— Маргарет, расскажи, что случилось. Чья это кровь?
— Моя, — слабо выдохнула сестра. — Я умираю.
Аделия задохнулась от страха. Она вцепилась Маргарет в руку и строго потребовала:
— Расскажи, что случилось. Немедленно! Ты не смеешь умирать в моем доме.
И услышала тихий голос:
— Я выпила яд, который нашла в твоей комнате.
— Яд… — не поняла девушка.
В этот момент Аллан протянул ей зажатый в ладони флакон, тот самый, который дала Аделии Бевин уже как будто очень и очень давно.
— Ты пила из него?! — почти выкрикнула она. — Зачем ты сделала это?
— Хотела покончить с жизнью, — простенала сестра и снова сжалась от приступа боли, скрутившего все ее тело.
— Глупый ребенок! — не сдержалась Аделия. И приказала: — Несите мисс Маргарет в дом и пошлите за Бевин Кэндалл, знахаркой. Да побыстрее! — Она стиснула руку сестры: — Ты не умрешь, — поглядела в ее испуганные глаза, — я тебе не позволю.
Потом пошла к дому, указывая дорогу.
39 глава
Когда в комнату вошла Бевин, Маргарет продолжала сжимать руку Аделии и метаться на сбившихся, пропитанных кровью простынях. Боль разрывала ее изнутри, накатывала волнами и утихала, чтобы мучить сильнее.
— Бевин, она выпила твой настой, — сказала Аделия, едва только завидев старуху. — Тот самый, который ты дала мне… Я забыла избавиться от него.
Старуха не сказали ни слова, только глянула на пропитанную кровью постель и полезла в корзину за новым флаконом. Достала его, откупорила и насильно влила его содержимое Маргарет в рот. Та выпучила испуганные глаза, забилась сопротивляясь, и Аделия поспешила сказать:
— Не бойся, Бевин поможет тебе. Она знает, что делает!
Девушка, казалось, не соображала от боли, утратив всякое представление о реальности.
— Какой был срок? — спросила старуха. — Она говорила?
— Не знаю, — призналась Аделия. И с мольбой: — Ты можешь помочь? Столько крови… Я не знала, что делать.
Каждый раз, как сестру скручивало от боли, Аделия представляла себя на этой постели с истекающим из ее лона младенцем. С ней было бы то же, не решись она оставить его…
— Я сделаю, все, что смогу, — пообещала старуха. — Но сначала мне надо ее осмотреть. Снимем с девочки платье…
Вошедшая в комнату Глэнис с тазиком теплой воды поспешила помочь ей. Вдвоем они сняли с Маргарет платье, и служанка принялась обтирать ее мокрой тряпицей… Запах крови, к которому Аделия, казалось, привыкла, усилился в несколько раз… Повис туманом, плотным и вязким. Девушку замутило от самой мысли о том, что пахнет кровью сестры, истекающей из нее в таких огромных количествах… Она опустилась на стул и прикрыла на минуту глаза.
Не день, а сплошной непреходящий кошмар…
В дверь постучали, и в комнату заглянуло личико Керры, любопытное, но и испуганное.
— Что случилось? — спросила Аделия. — Тебе что-то нужно?
И та пискнула:
— Госпожа, новый конюх очнулся. Он задает много вопросов и хочет подняться с постели…
Аделия встрепенулась, глянув на Бевин, но та была занята с Маргарет и ничем помочь не могла, только сказала не глядя:
— Иди к нему, девочка, и убеди оставаться в постели. С твоей сестрой все будет в порядке!
И Аделия, разрываясь между возлюбленным и сестрой, все-таки, глянув последний раз на постель, поспешила за девушкой этажом ниже, в комнату Коллума Шермана.
Коллум очнулся от густого, стойкого аромата, пропитавшего комнату до последнего ярда. Он впитался в занавески на окнах, запутался в ворсе коврика на полу, лег словно толстый слой пыли на деревянный сундук и, в конце концов, забил ему нос, мешая дышать…
Казалось, он сейчас задохнется…
Вдох… выдох…
Глаза его распахнулись, и зрение, на секунду размытое, расфокусированное, стало вдруг четче. Яркий свет резанул по глазам… Черно-белые пятна заплясали за прикрытыми веками.
Он лежал, пытаясь сосредоточиться на себе: на том, кто он есть, где он и как попал в это место. Но в голове было пусто… Ничего, кроме девочки с белыми волосами, которая ему улыбалась, и девушки… кажется, перепуганной… От вида обоих его сердце забилось быстрее.
Кто они?
Кто он сам?
Что с ним случилось?
Сам не осознавая того, он шептал слова эти вслух, ощупывая забинтованные голову, тело.
И чем меньше он понимал, тем сильнее пугался… Метался по узкой постели, дышал сипло, с надрывом.
И вдруг услышал шаги, легкие, торопливые, они спешили в направлении его комнаты. Скрипнула, открываясь, дверь, и Коллум увидел… ее, девушку в своей голове. Ту самую с перепуганными глазами… Но теперь она казалась другой: старше, увереннее и… жалела его. Он явственно различил это чувство: жаркую волну жалости, исходившую от нее. Она прошлась по нему, словно горящим факелом по обнаженной коже… И сама девушка словно горела.
— Вы очнулись, — сказала она, приближаясь и глядя как будто с опаской.
Чего ей бояться? Его самого?
— Вы боитесь меня?
— Что? — удивилась она. — Почему вы спросили об этом?
— Вы боитесь чего-то, и я подумал, меня.
Девушка смутилась сильнее: он почувствовал это собственной кожей, когда она полыхнула сильнее прежнего.
— Вовсе нет. Скорее ЗА вас… Вы были тяжело ранены. В этом все дело…
Коллум попытался припомнить, что с ним случилось. «Тяжело ранен». Ни одного проблеска воспоминаний!
— Что случилось? — спросил он свою собеседницу. — Что случилось со мной?
— Вы не помните?
— Нет.
Незнакомка замечательно пахла: сладкими, но не приторными цветами, лесным мхом, корой старых деревьев, шерстью ягнят, прогретой на солнце, свежей корочкой хлеба и многим-многим другим. Он почувствовал это все через полог другого, удушающего до одури запаха, ощутил, как глоток свежего воздуха…
Как отраду.
