— Мои, вы хотели сказать.
— Они — не ваши, вы ничуть не старались, чтобы их получить.
— Вы забываетесь, моя девочка: зарабатывать деньги — прерогатива плебеев. Я — дворянин!
Аделия стиснула зубы, так крепко, что заломило всю челюсть.
— Вы должны содержать меня, — через силу процедила она. — Меня и ребенка. Если вы все заберете, нам нечего будет есть…
И супруг, одарив ее насмешливым взглядом, заметил лишь:
— Так поплачьтесь любовнику, он о вас позаботится. Он к тому же, возможно, у вас не один, так что с голоду не умрете! Слышал, в мэнор частенько захаживают мужчины: Адэр Брукс, граф Шарбери и другие. — Он подкрутил длинный ус: — Я даже начинаю склоняться к крамольной мысли о том, что мыловарня только прикрытие для услуг абсолютно иного толка.
На мгновение у Аделии отнялся язык, а потом она возмутилась:
— Как вы смеете даже думать такое. Я — ваша жена и верна вам в отличие от вас самого. Как поживает госпожа Валентайн? — осведомилась, вскинув вверх подбородок.
— В добром здравии. Мы собираемся посетить материк! Париж, Венеция — всё, чего запросит душа.
— Значит, вот для чего вам нужны МОИ деньги?
— СВОИ деньги я волен использовать как захочу.
После ужина Аделия заперлась в комнате и сидела в ней до темноты. Она видела через окно, как Айфорд ходил по двору, беседовал с Брэди и Дваном: одним словом, вел себя так, словно интересуется домом. Лицемер!
Перед сном Глэнис принесла ей стакан молока и сладкую булочку; ей хотелось бы побеседовать с Бенсоном, но боялась, что тот в присутствии мужа, не станет и слушать какой-то девчонки. Он и так, насколько ей было известно, вернулся в мэнор не сам по себе, и тот факт, что ему пришлось подчиняться женщине, радости Бенсону не доставлял.
К тому же, разговор с Коллумом Шерманом так и не шел из головы: каждое слово, мысль, каждый жест — стояли перед глазами. Она вдруг поняла, как ценила его доброе мнение о себе и как тяжко было предстать перед ним обнаженной не телом, но сердцем.
Что он теперь о ней думает?
Кем считает?
Она прижала руку к груди и вдруг ощутила толчок, слабый, но вполне ощутимый — как будто у нее в животе завелась крохотная рыбешка — она переместила ладонь на чуть приметный живот, и там снова дернулось. Раз, другой, третий…
— Мой малыш, — прошептала она. — Мой малыш шевелится!
И единственной, с кем она могла поделиться испытанной радостью, была Глэнис, служанка. Аделия ощутила себя такой одинокой, какой давно не была. Вспомнились ее будни в родительском доме: мать, отец, брат и сестра Маргарита — все они вечерами в общем холле за своими делами. Наверное, зря она так тянула с поездкой домой… Страшилась расспросов отца («Когда твой муж займется поместьем? Оказалось, его дела хуже некуда»), осуждения матери («Добрую супругу мужчина из дома не выставит. Что ты сделала, Аделия Айфорд? Чем его прогневила?») и насмешек сестры («А мы думали, ты выходишь за богача! Вот ведь как просчитались»), а теперь все показалось каким-то неважным.
Завтра же запасется гостинцами и отправится в Дайн. Пора пройти через это! С этими мыслями девушка и уснула, а разбудил ее звук щелкнувшего замка…
30 глава
В полумраке спальни, в бледном свете луны, льющимся из окна, Аделия сразу узнала силуэт мужа, маячивший на пороге ее неожиданно отпертой комнаты.
Где он сумел раздобыть ключ?
И зачем явился к ней ночью?
Ответ мог быть только один, но Аделия, прежде так этого добивавшаяся, теперь внутренне сжалась. Он не посмеет коснуться ее после всех унижений этого дня, и пальцем тронуть, не то что…
Она ему не позволит!
И взмолилась мысленно: только бы ошибиться.
Но Айфорд с тихим щелчком прикрыл дверь за спиной и сделал шаг к постели жены. Сомневаться в его намерениях не приходилось, и Аделия, сев на постели, произнесла:
— Что вам здесь надо? Ваша комната дальше по коридору.
— Это ваша комната дальше по коридору, моя дорогая, вы, кажется, ошиблись постелью.
— Уверяю вас, я там, где и должна быть: подальше от вас, — как можно тверже сказала она, стараясь не выказать страх.
И Айфорд, подступив совсем близко, провел ладонью по ее волосам.
— Такие мягкие, словно шерсть мериноса, — произнес с придыханием, — и что-то мне говорит: в других местах вы не менее мягкая и приятная, моя девочка. — Аделия отвела голову, и рука мужа нехотя упала вдоль его тощего тела. Он сообщил: — Я решил, что нам пора консумировать брак, пусть даже вы больше не девственны для меня. Я считаю несправедливым делиться вами со всем Ланкаширом, не опробовав прежде ваших прелестей сам…
И Аделия, задохнувшаяся от возмущения, набрала в грудь воздух, чтобы припомнить ему случившееся в Уоппинге, ткнуть его носом в событие, отозвавшемся на каждом из них, показать, что она тоже способна быть грубой и жесткой, но не успела и слова сказать: мужчина кинулся на нее и придавил всем весом к постели.
— Мой ребенок, — просипела она, ощущая, как он запускает руку ей под сорочку, как елозит по голым ногам огромной жадной рукой. — Мой ребенок, вы не можете трогать меня… Вы ему повредите.
— Тем лучше, покончим с ублюдком и поделом.
Он всем телом вжимал Аделию прямо в матрац, у нее едва получалось дышать, и, казалось, вот-вот сделает то, что однажды случилось с ней под звездами. От окатившего ее вдруг омерзения у Аделии потемнело в глазах…
— Пожалуйста, — взмолилась она.
И супруг осклабился ей в лицо:
— Знал, что вы согласитесь в итоге. Где прошел Шерман, Айфорд ворвется тараном. Его выродок в вашем чреве еще взмолится о пощаде…
И зря он это сказал: злость придала Аделии сил — она разжала сведенные от напряжения челюсти и вцепилась зубами Айфорду в щеку, да так, что ее замутило от вкуса крови и свинцовых белил. Едва он взвыл, выпустив ее руки, как девушка выплюнула слюну на постель и, извернувшись, достала припрятанный под подушкой кинжал. Он лежал там каждую ночь с тех самых пор, как в доме стали происходить странные вещи… Аделия прикупила его у оружейника в Тальботе, и, видно, не зря.
— Отпусти меня… или не поздоровится, — процедила она, выставив руку с оружием перед собой.
Супруг, грязно выругавшись, усмехнулся:
— Попробуй, грязная шлюха. Кишка тонка! — И грубо сжал ее грудь.
Аделия и сама толком не знала, как это вышло, только через секунду тонкое лезвие мягко вошло и вышло из бока Айфорда. Кажется, брызнула кровь… В темноте она этого не увидела, ощущала себя словно в тумане, только стало вдруг легче дышать: это насильник, сыпя проклятиями, слез с нее и, зажимая рана рукой, глядел на Аделию выпученными глазами.
— Ах ты ведьма проклятая… дьявольская подстилка… сучье отродье… Я покажу тебе, как кидаться на супруга с ножом!
