Дом, построенный специально для Йохана, в период их отсутствия сдавался. И почему-то я была уверена, что они захотят там пожить этот месяц, который проведут на родине.
– Дом теперь мой.
Услышав ответ, я открыла рот. Настолько оказалась обескураженная, что не заметила, как он наклонился ко мне. Как длинные пальцы Натана коснулись моего подбородка и плавно его подняли. Губы сомкнулись, а вот вопросы остались.
«Не лезь, Эмма».
И плевать на причины, зачем Натану тот огромный дом. Пусть делает с ним что хочет. Не мое дело, и лучше повторять это себе почаще.
– Кстати, раз уж вспомнили о них, – попытавшись выкрутиться из странной ситуации, отвернулась, все еще остро чувствуя его прикосновение, – передаю тебе приглашение на вечеринку.
– А я уж думал, меня не позовут. – В голосе Натана звучал смех.
– Ты знал? – сорвалось раньше, чем я успела придумать причину.
– Эрнест сказал. И был очень удивлен, когда я передал ему, что мне еще не поступило приглашение. Ведь ты всех обзванивала?
Он поймал меня как воришку за руку. И я, залившись румянцем, уставилась в точку. Мне хотелось провалиться сквозь землю, лишь бы не оправдываться. Впрочем, Натан не позволил окончательно оконфузиться.
– Скорее всего, ты забыла мне позвонить, – предположил он. – Или еще не дошла до моего имени в том жуть каком длинном списке.
Я торопливо кивнула, прикусив язык. Молчи Эмма. Не рой себе могилу.
– Не позвонила, потому что не знала, как с тобой заговорить… После той ночи.
Украдкой взглянув на него, подметила, как фарфоровая маска идеально сидела на его лице. Идеальное лицо.
– Не нужно, – отмахнулся он, выпрямляя и так прямую спину. Светлая прядь упала на лоб. Смахнуть бы ее, дотронуться, чтобы убедиться, что он просто человек. – Пожалуй, я пойду. Приятно было повидаться, Эмма.
Натан сделал шаг в сторону и дистанция, которая и так была слишком большой, увеличилась в размере. Я вздрогнула, будто теряя его тепло. Он ведь теплый, и мне так было хорошо в его руках в ту ночь. Всего лишь объятия. Всего лишь нежный поцелуй.
«Ты сама поставила точку. Хватит. Хватит! Ничего бы у вас не было. Только трепали бы друг другу нервы, пока он бы не бросил тебя. Потому что, мать твою, ты дефектная!»
– И мне. До встречи на вечеринке.
Натан вместо ответа кивнул.
Сердце защемило. Боль – нестерпимая, ужасающая, уничтожающая.
– На… Натан, подожди, – голос охрип от волнения.
Он остановился.
– Прости… Дело во мне. Не в тебе.
Он кивнул.
– Я лишь приношу разрушения.
– Ошибаешься.
Глаза наполнились слезами.
– Ты меня не знаешь…
– Поверь, знаю лучше, чем ты себя. До встречи, Эмма.
Я смотрела, как уходил Натан, и не могла поверить в то, что призналась ему. Не все и не во всем, но смогла. Сердце ухало в груди, молотя в ребра. Высокий, красивый и умеющий выворачивать душу наизнанку. Он ушел, оставляя меня с кровоточащей раной. Я сама сковырнула ее, признаваясь. Могла бы просто промолчать. Могла, но не стала.
– Эмма, вот ты где, – голос Саши ворвался в пустую голову подобно крику ворон.
Я встрепенулась и перевела на него взгляд, стараясь больше не смотреть на Натана. На то, как он ловко вступал в диалог с любым человеком, и с которым мне так сложно было найти правильные слова.
– Да, нашла одну очень необычную работу. Кажется, она отличается от остальных.
Саша взглянул на девушку, и на его лице не отразилось ничего, кроме скуки.
– Да, неплохая. Отличается.
Он лгал, а я чувствовала раздражение, звенящее теперь в голове вместе с гулом голосов, которые ворвались в черепную коробку, стоило Иванову вернуться, а Натану исчезнуть.
– Прости. Мне, пожалуй, надо уехать.
– Что-то случилось? – настороженно поинтересовался коллега. Да, коллега. Не друг.
– Не случилось. Но…
«Не ври. Скажи как есть. Скажи, что он скучен. Что эта выставка вызывает в тебе приступ тошноты. Его одеколон вызывает тошноту. Тебя мутит от этих голых женщин».
– В общем, я поеду.
Саша открыл рот, намереваясь что-то сказать, но я уже не слышала. Убежать – вот правильное решение. Подальше от фотографий, подальше от людей и как можно дальше от Натана. Забрав пальто, не оглянулась. Казалось, пока я пробиралась через толпу, он следил за мной. Нет, не следил. Ему все равно. Должно быть все равно.
И лишь очутившись на улице, где холодный воздух ударил в лицо порывом ветра, страх испарился. Стало проще дышать, но все же в груди узлом сворачивалась червоточина, разъедающая меня.
Зависть, злость, раздражение. Я тонула в темных чувствах, и попытка убежать от них, обманывая себя и окружающих, только все портила. Бесполезно. Я проиграла вновь.
Глава 8
– С кем разговаривал?
Ирина, поигрывая бокалом с шампанским, приблизилась к Натану и улыбнулась. Улыбкой пираньи.
– Со Скворцовым, – ответил Натан, тщательно игнорируя звучащие в ее голосе нотки.
Она, поджав губу, отвернулась и уставилась на фотографию.
– Я упустила тебя из виду, а когда обернулась, заметила, как ты подошел к той девушке. К брюнетке в костюме. Я спрашивала про нее.
Натан взглянул на фотографию, пропуская мимо ушей пояснение Ирины. Она стала докучать.
– Скворцов готов поработать с тобой.
– Что?!
– Реклама его бренда. Думаю, этот вариант для тебя.
Ирина, ахнув, повернулась к Натану и уставилась на него так, будто впервые видела. Ее лицо вытянулось, острые скулы, филигранно сделанные именитым хирургом, стали еще острее и опаснее. Губы изогнулись, ноздри расширились. Натан внимательно следил, как менялось лицо модели, и мысленно желал себе терпения. Она невыносима.
– Это здорово, – подавив гнев, прошептала Ирина, изображая счастье.
Натан без труда различал ее эмоции. Слишком поверхностно.
– В понедельник приступим к обсуждению условий.
Ира кивнула, осторожно отворачиваясь. Натан знал, что в этот самый момент она проклинала его. Рекламировать бренд компании, которая принадлежала Скворцову, для модели с ее запросами было унизительно. Выхлоп от такой рекламы для Юдиной минимален и прочно закрепит за ней статус уходящей звезды. Да и была ли она звездой? Несколько удачных съемок за всю карьеру не в счет. Всем рано или поздно может повезти, но не каждый может закрепить этот успех. Натан как никто другой знал всё о модельной карьере, будучи успешным манекенщиком в прошлом. Сейчас, владея собственным агентством, он тихо ненавидел свою профессию. Но разве кому-нибудь расскажешь об истинных чувствах?
