– Если ты попробуешь бежать, то окажешь мне большую услугу. У меня не было возможности пристрелить твоего дружка Кевина, хотя руки так и чесались.
– Заткнись, ты, идиотка!
– Ладно, пусть идиотка, но кто из нас окажется за решеткой? О глупости судят по поступкам. Руки вверх и за голову. Ну!
Данвуд поднял руки. Но когда Ева поворачивала его лицом к стене, он сделал резкое движение. Точнее, она позволила ему это, но вовсе не собиралась терять сон и терзаться муками совести. Когда Люциус оттолкнулся от стены, она сделала шаг назад, чтобы дать ему место размахнуться, нырнула под руку и дважды ударила его кулаком в живот.
– Сопротивление аресту, – объявила она, когда Люциус упал на четвереньки и его вырвало. – Еще одно преступление, которое будет включено в обвинение.
Ева пинком повалила Данвуда на пол и поставила каблук на его шею.
– Не буду добавлять оскорбление полицейского при исполнении служебных обязанностей, потому что из этого ничего не вышло. Пибоди, когда я перечислю выдвинутые против него обвинения и прочитаю ему его права, надень на этого клоуна наручники.
Не успела она закончить, как Люциус потребовал адвоката.
ГЛАВА 21
Когда Ева поднималась по ступенькам, небо было еще по-вечернему синим. Впервые за последние дни она слышала пение птиц и ощущала нежный аромат цветов. Хотелось посидеть на ступеньках и насладиться простыми радостями жизни. Вспомнить, что на свете существуют не только смерть, кровь и проливающие ее эгоистичные, испорченные мальчишки, не понимающие разницы между бытием и небытием.
От избытка чувств Ева сорвала гроздь пурпурных цветов, свисавших из большого глиняного горшка, и прошла в дом.
Соммерсет увидел в ее руке цветы и нахмурился.
– Лейтенант, то, что растет в горшках, не предназначено для срезки.
– А я их и не срезала. Просто сорвала. Он дома?
– В кабинете. Если вы любите вербену, то можете приказать, чтобы вам принесли букет из оранжереи.
– Бе-бе-бе, – передразнила Ева, поднимаясь по лестнице.
Соммерсет посмотрел ей вслед и одобрительно кивнул. Этого нехитрого замечания хватило, чтобы вновь вернуть ее к жизни.
Рорк со шлемом на голове стоял у окна и что-то говорил в микрофон. Вероятно, речь шла о переделке какой-то безнадежно устаревшей системы передачи данных, но густой жаргон электронщиков мешал Еве понять, в чем дело. Поэтому она просто прислушивалась к голосу мужа.
Иногда его напевный ирландский акцент вызывал у нее странное чувство. Перед умственным взором представали туманные фигуры воинов и душистое пламя. «Все-таки жаль, что я ничего не понимаю в поэзии», – подумала Ева во второй раз в жизни. Наверно, только женщина может так реагировать на чей-то голос.
Может быть, лет через десять-двадцать она привыкнет к его голосу. И к нему самому.
Проникавшие в окно солнечные лучи заливали Рорка сверкающим золотом. Он забрал волосы лентой, и над головой его сиял нимб, которого он явно не заслуживал. Но почему-то это вдруг показалась ей правильным.
Рорк включил экран, и Ева услышала бормотание диктора, читавшего новости. Телефон, стоявший на письменном столе, надрывался, но никто не обращал на него внимания.
В комнате стоял аромат денег и власти. Аромат Рорка. Ева внезапно ощутила желание, естественное, как дыхание.
И тут он обернулся к ней.
Когда их взгляды встретились, Ева подошла, притянула мужа к себе и впилась в его губы.
В висках Рорка зашумела кровь, заглушая голос, звучавший в наушниках. Он страстно ответил на поцелуй.
– Позже, – пробормотал он собеседнику, затем выключил микрофон и снял шлем. – Добро пожаловать домой, лейтенант. Примите мои поздравления. – Рорк погладил ее по голове. – Я слышал твою пресс-конференцию. По Семьдесят пятому каналу.
– Раз так, ты знаешь, что все уже кончилось. – Она протянула ему гроздь вербены. – Спасибо за помощь.
– Пожалуйста. – Он понюхал цветы. – Что еще я могу для тебя сделать?
– Честно говоря… у меня есть для тебя небольшое поручение.
– В самом деле? Вообще-то расписание у меня довольно плотное, но я буду рад до конца исполнить свой гражданский долг. – Рорк засунул цветок ей за ухо. – Какое поручение? Что-нибудь особенное?
– А ты хочешь, чтобы оно было особенным?
– Да, хочу. Очень… очень особенным.
Ева засмеялась, подпрыгнула и обхватила ногами его талию.
– Я хочу, чтобы ты разделся.
– Ага, значит, тайное поручение… – Придерживая ее за бедра, он шагнул к лифту. – Это опасно?
– Смертельно! Оно может стоить жизни нам обоим.
В лифте Рорк прижал жену спиной к стене и на несколько мгновений впился в ее губы.
– Опасность – это моя жизнь. Рассказывай.
– Оно требует больших физических усилий. Синхронности… – Когда губы Рорка коснулись ее шеи, у Евы перехватило дух. – Соблюдения ритма и идеальной координации движений.
– Мы поработаем над этим, – пообещал он, вышел из лифта и понес ее в спальню.
Когда они упали на матрас, толстый кот, лежавший на кровати, как пушистый коврик, подпрыгнул и злобно зашипел. Рорк протянул руку, подтолкнул его, и Галахад со стуком спрыгнул на пол.
– Штатским тут делать нечего!
Ева громко фыркнула и схватила его за плечи,
– Раздевайся. – Она покрыла поцелуями его лицо. – Скорее. Я хочу вонзить в тебя зубы.
Катаясь по кровати, они начали раздевать друг друга. Рубашка запуталась в портупее, и Ева, чертыхаясь, старалась избавиться от того и другого сразу. Их губы снова соединились, и Ева почувствовала, что ее кровь быстрее заструилась по жилам. Она наконец расстегнула рубашку Рорка, рывком стащила ее с плеч и вонзила пальцы в его тугие мышцы. Однако в следующее мгновение Рорк поймал запястья Евы и закинул руки ей за голову. Бездонные голубые глаза смотрели на нее сверху вниз, пока все тело Евы не начало плавиться.
– Я люблю тебя, милая. Ты моя. – Рорк наклонил голову, его губы скользнули по ее подбородку, прильнули к высокой шее, и у Евы дрогнуло сердце. «Он знает, – подумала она. – Знает, что мне нужны не только страсть и пламя. Что я хочу нежности и простоты».
Она расслабилась и забыла обо всем на свете.
Рорк понял, что Ева готова отдаться ему душой и телом. Ничего более обольстительного нельзя было себе представить. Когда она принимала его нежность, в нем открывались неисчерпаемые источники этого чувства.
Его губы бережно скользили по коже Евы, наслаждаясь ее вкусом. Осторожные прикосновения языка заставляли безудержно биться ее сердце. А когда он зарылся лицом в ее маленькие груди, Ева притянула к себе его голову.
