— Её мать — Меделин — осознавала, на какой идет риск, нарушая главное правило ведьм, — с тяжелым вздохом поясняет Женева. — Но, видимо, посчитала себя неприкосновенной — а как же, любимая дочь Верховной ведьмы. И не только связалась с некромантом, хуже того — отступником, но и понесла от этого отродья. Когда стало известно, ведьмы выдвинули ультиматум — ковен или ребенок. И она выбрала. Девочка была убита. И воскрешена своим отцом, о чем никто даже не догадывался. А когда выросла… пришла с местью. Исход тебе известен. Всего лишь одно нарушенное правило… а последствия разгребаем до сих пор. Я рассказала это тебе только потому, что мне действительно жаль. Ты ни в чем не виновата, но даже при всем моем желании — отпустить не могу. Извини.
И это чувствовалось. Её сожаление.
— Готово, — глухо прерывает Женеву ее помощница, чуть приоткрыв дверь. — К ритуалу все готово.
В этот же миг Женева с хлопком закрывает талмуд и устало вытирает пот со лба.
— Время пришло, — вздыхает ведьма. Зачерпнув чашкой зелья из котла, направляется ко мне. Я вижу в ее глазах решительность, чувствую, как к горлу подкатывает комок страха. Шаг, еще один. Третий. Пора. Если не сейчас, то мы отсюда никогда не выберемся. — Ты должна это выпить, чтобы все прошло безболезненно. Надеюсь, твои боги простят меня.
Стоит ведьме ко мне наклониться, как я резко подаюсь вперед, впечатавшись лбом в ее нос.
У-у-у, как же больно!
Ведьма стонет, из её носа хлещет кровь, а чашка, выскользнув из ослабевших ладоней, разбивается вдребезги. Женщина так ошарашена, что это дарит мне несколько дополнительных секунд сориентироваться.
— Черныш!
Удивление Женевы — ничто в сравнении с шоком, который я испытала, глядя, как из ниоткуда появляется огромный кот и валит ведьму на пол. В тот же миг его тело начинает меняться: от добрых глаз с легкой хитринкой не остается и следа, теперь это боец. Пушистость сгладилась, превращаясь в непроницаемую броню и очерчивая каждую мышцу, зубищи такие, что легко перекусят нежную шейку.
Нет. Черныш не увеличился в объемах, но его очевидная мощь ужаснула даже меня, не говоря уже о ведьме, что смотрела в пасть монстру.
— Матерь божья, — ноги подкашиваются не то от испуга, не то от окоченения. — Вот это я понимаю — преображение! Ты это… только не ешь её, ладно?
Кажется, это стало последней каплей — женщина отключилась. Прямо как я при первом знакомстве с этими милашками.
Убойная харизма!
— И это ведьма? — с подозрением интересуется мама, пытающаяся слезть с саркофага.
Её запястья стянуты металлическими браслетами, которые Черныш хоть и не перекусил, но погрыз хорошенько.
— Ты как? — подлетев к маме, провожу рукой по лбу и щеке, пытаюсь найти серьезные повреждения, но пышные юбки сильно усложняют задачу.
— Я в порядке, но вот эта штучка, — мама осторожно отводит рукой ниспадающие волосы в сторону, открывая вид на широченный металлический ошейник, — здорово выкачивает из меня силы.
— А браслеты? — обхватываю мамины руки, пытаясь отцепить безвкусные украшения. Все тщетно.
— Слишком повреждены, так что не работают.
— Магичить можешь?
— Не в полную силу, — мама болезненно потирает свои запястья.
— Ну хоть как-то. Нам главное выбраться отсюда. Уверена, Дан где-то поблизости.
— Гримуар захвати, — женщина кивает на Алтарь, где лежит здоровенная книга. — Пригодится.
За спиной раздается утробное рычание, а уже через мгновение, с кончиков пальцев мамы срывается сгусток магии. Проследив за её взглядом, замечаю застывшую помощницу Женевы, которая так не вовремя заглянула на огонек.
— Обездвижена, но в сознании.
Ясно. Первым делом решаю связать свидетельницу, чтобы не пустилась в погоню… но понимаю, что драгоценное время уходит — Женева вот-вот очухается, и тогда пиши-пропало. Так что, не придумав ничего умнее, мчусь к алтарю и хватаю гримуар.
— Надеюсь, ваши боги простят меня, — мстительно повторяю слова Женевы и обрушиваю талмуд на голову юной ведьме без всяких сожалений. Но подхватываю, когда та падает. Я-то не была готова марать руки в чужой крови. — Пусть поспит, а нам пора убираться отсюда.
Осторожно выглянув за дверь, я не верю своим глазам.
Черт! Черт! Черт!
Во-первых, на улице ночь кромешная, казалось, даже луна спряталась. Во-вторых, мы не просто в каком-то одиночном склепе поблизости чьего-то дома, а на самом настоящем кладбище. Повсюду, куда падает взгляд — ровные ряды могил, и лишь в центре, перед склепом — пустырь, где сейчас полыхал огромный, просто гигантский костер. От понимания, что сжигать душу хотели самым натуральным образом, становится нехорошо.
— Женя, — шипит мама, выводя меня из ступора. — Решила присоединиться к их веселью?
У костра различаю с десяток фигур в знакомых мантиях. Ведьмы, чтоб их! Я уже говорила, что ненавижу ведьм?
План был прост: незаметно выскользнуть из склепа, обогнуть его по стеночке и дать деру изо всех сил. Но стоит только переступить порог, как все ведьмы синхронно поворачиваются в нашу сторону.
— Заметили, нас заметили, — начинаю паниковать. Мысли резко разбегаются в разные стороны, а сердце ухнуло в пятки. — Бежим, мам! Черныш, отвлеки их, как сможешь!
Я не успеваю даже сообразить, куда бежать, как чары матери врезаются в двух ведьм, а Черныш, пролетев черной молниеносной стрелой, разбивает дружную компанию. Как кегли в боулинге, не иначе. Я надеялась, что, увидев кота в боевой форме, все эти дамочки попадают в обморок от страха, но не тут-то было. Это лишь Женева такая впечатлительная.
Началась суматоха, заклинания летели в разные стороны, звуки погони сопровождались утробным рычанием и редкими вскриками. Пока я буквально на себе волокла ослабевшую маму — чертов ошейник — она умудрялась швыряться чем-то убойным в ведьм, что прорывались мимо Черныша и вставали у нас на пути. Впереди показываются высокие кованые ворота, и я почти была готова сдаться и рухнуть прямо на чью-нибудь могилку.
— Женя, ещё немного, — поддерживает мама. — Как только мы пересечем границу ведьминского кладбища я смогу вызвать подмогу. И все закончится!
Я чувствую ее слабость и кляну себя за свою — надо было спортом заниматься, может, и не пыхтела бы сейчас от усталости, как лошадь после пахоты!
Мамины слова дарят мне силы еще на несколько рывков в сторону выхода. Сбоку мелькает белая тень, едва ли не с ревом вступающая в бой и сбивающая с ног одну из ведьм. Снежок! Если Черныша можно было угадать в темноте по глянцевитым ртутным отблескам, то его брат был подобен заиндевевшему белому опалу — лишь отсветы заклятий придавали ему зловещие красные блики.
Засмотревшись на грациозную парочку, упускаю момент, когда почти перед самым носом возникает разъяренная Женева. Откуда она появилась, черт возьми?
