Желая расположить к себе женщину, вызвать ее на откровенность, Ева подалась вперед, показывая, что она вся внимание.
– Миссис Клуни, я хочу спасти вашего мужа, протянуть руку помощи, в которой он сейчас так нуждается! Куда он мог направиться?
– Раньше я могла бы ответить на этот вопрос, но сейчас… – она на секунду задумалась, – даже не представляю. – Из кармана застиранного фартука женщина вытащила смятый платок и поднесла его к глазам. – Арт давно перестал разговаривать со мной, и я не знаю, что у него на душе. Сначала, после того как убили Тада, мы сблизились еще больше, вместе оплакивали сына. Он был таким чудесным мальчиком, наш Тад…
Она посмотрела на фотографию в рамке из полированного серебра, с которого смотрел молодой человек в парадной полицейской форме.
– Мы так любили его, так им гордились! А когда потеряли, эта любовь и гордость помогали нам справляться с горем. Мы старались поддерживать его жену; нам было легче от того, что рядом с нами растет внук.
Миссис Коли встала и взяла с комода еще одну фотографию. На ней Тад был изображен рядом с улыбающейся молодой женщиной и розовощеким малышом.
– Какой они были замечательной семьей!
Женщина любовно погладила лица на снимке, затем поставила его обратно и села.
– Потом, через несколько недель после того, как мы потеряли Тада, Арт начал меняться – стал замкнутым, раздражительным, все время думал о чем-то своем. Он не делился со мной своими мыслями, перестал ходить к мессе. Мы ссорились, но затем и это закончилось. Мы уже не жили, а существовали в этом доме.
Она обвела взглядом вещи, которые на протяжении многих лет окружали ее, так, будто теперь они принадлежали чужим людям.
– Миссис Клуни, вы не могли бы вспомнить, когда именно начались эти перемены в вашем муже?
– Почти четыре месяца назад. После того, как прожил с человеком почти тридцать лет, должно казаться, что это смехотворный срок, правда? Но мне эти четыре месяца показались вечностью.
«Да, по времени все совпадает», – подумала Ева. Кусочек головоломки с первым убийством встал точно на свое место.
– Иногда он вообще не возвращался вечерами домой, а если ночевал, то в спальне Тада. Потом Арт уехал. Он сказал, что очень сожалеет, но должен закончить кое-какие дела и только тогда сможет снова быть мне мужем. Никакие уговоры не смогли поколебать его решения, и, пусть простит меня всевышний, в тот момент я была настолько измучена и опустошена, что мне было все равно. «Пусть поступает, как хочет», – решила я.
Женщина плотно сжала губы и сморгнула слезу.
– Я не знаю, ни где он находится, ни что он натворил, но я хочу, чтобы мой муж вернулся ко мне. Если бы мне было известно что-нибудь, что помогло бы мне вернуть мужа, я бы рассказала вам.
На этом беседа закончилась. Ева обошла соседей, поговорила с ними, и в итоге в ее мозгу сложилась странная картина: по словам всех, кто знал Клуни, это был верный друг, любящий муж и отец, а также добропорядочный гражданин. За последние сутки никто о нем ничего не слышал – по крайней мере, так все говорили.
– Вы им верите? – спросила Пибоди, когда они возвращались в город.
– Я верю его жене. Она слишком напугана и сбита с толку, чтобы лгать. Клуни знает, что его дом, друзья и родственники у нас под колпаком, он достаточно умен, чтобы не соваться ни к кому из своих знакомых. И все же, когда вернемся в управление, нужно будет на всякий случай еще раз просмотреть его досье. А вдруг мы что-то упустили?
Однако два часа упорной работы с информацией по Клуни не принесли никаких новых результатов. Ева прижала кончики пальцев к глазам, думая о том, что надо бы выпить еще кофе, а когда снова открыла глаза, увидела в дверном проеме доктора Миру.
– Ева, вы слишком много работаете!
– Да, откровенно говоря, у меня скоро пар из ушей пойдет. Простите, доктор, разве у нас с вами была назначена консультация?
– Нет, просто я подумала, что на этой стадии расследования вам может понадобиться мое профессиональное мнение относительно Клуни.
– Да, конечно. Спасибо, доктор. – Ева обвела взглядом свой кабинет. – Извините за беспорядок. В последние несколько дней я не пускала сюда уборщиков в связи с режимом секретности.
– Пусть вас это не беспокоит, – Мира пристроилась на уголке письменного стола. – Я не верю в то, что у Клуни могли измениться планы. Его внимание по-прежнему сфокусировано на вас, и, следовательно, он будет оставаться где-то неподалеку.
– Однако он обещал также, что не будет больше убивать полицейских, и все же, не колеблясь, воткнул нож в Вебстера.
– Это было скорее импульсивное, нежели обдуманное действие. Тем более, что он целился в вас, а потом, несомненно, оправдывал бы этот поступок необходимостью самозащиты. Вы ведь пришли за ним – вы и сотрудник отдела внутренних расследований. Я полагаю, Клуни все еще в городе, готовится к новым действиям и использует при этом все свои профессиональные навыки.
– Да, наверное. Я тоже скорее всего действовала бы именно так, если бы решила довести до конца какое-нибудь дело, а потом умереть. – Ева много думала об этом, в очередной раз пытаясь забраться в мозги Клуни. – Ведь он собрался умереть, не так ли, доктор?
– Думаю, что так. Клуни будет ждать до тех пор, пока не истечет срок, который он вам отвел. И если вы не управитесь за это время, не сможете доказать свою невиновность, он попытается вас убить. Впрочем, последним штрихом в его крестовом походе может стать попытка убить Рикера, но затем он непременно покончит с собой. После всего случившегося он не сможет смотреть в глаза жене, коллегам, своему священнику. Зато он будет чувствовать, что с чистой совестью может предстать перед своим сыном.
– Я не допущу, чтобы это случилось!
Поначалу Ева намеревалась отправиться прямиком домой, но по дороге позвонила в больницу, выяснила, что состояние Вебстера остается прежним, и этот лаконичный ответ ее не удовлетворил. Она все привыкла перепроверять сама.
Ева шагала по полутемному коридору, который вел к отделению реанимации. Ей был противен больничный запах, но еще более отвратительно незримое прикосновение больницы, которое она ощущала почти физически. Когда ее остановила дежурная сестра и спросила, является ли она родственницей раненого, Ева не колебалась ни секунды. Она солгала. А уже через несколько секунд стояла в крохотной стеклянной кабинке, в которой было еще теснее от каких-то сложных приборов, окружавших кровать, и смотрела в белое лицо Вебстера.
– До чего же ты любишь выпендриваться! – говорила она. – Или ты сделал это специально, чтобы меня разозлить? Ты же знаешь, как мне неприятно стоять здесь и видеть тебя полуживым! Черт бы тебя побрал, Вебстер!
Она умолкла и накрыла ладонью его руку. Рука была холодной, слишком холодной.
– Думаешь, мне некуда девать время, как только таскаться по больницам и навещать всяких охламонов? У меня работы по горло, а ты, вместо того, чтобы помочь мне, прикидываешься дохлым и лежишь тут на всем готовеньком! Встал бы лучше, чем в коме валяться!
