В ход пошла третья, и последняя бутылка.
Коварный этиловый спирт добрался до моих слезных каналов и приятных воспоминаний, начиная нагнетать плаксивую фильмы о трагичной судьбе главной героини.
Прозвенел будильник, установленный мной на двенадцать часов.
Я начинаю шевелить, не слушающим меня, языком и онемевшей челюстью:
– Эй, Эс, с праздником.
Укутавшись с головой в шубу, я решаю немного прикорнуть.
«I need my girl».
Будит меня беспрестанный кашель и дикий озноб.
Я встаю на дрожащие ноги, в последний раз окидываю взглядом могилу и направляюсь в сторону нашего бара, где собираюсь покинуть Лас-Вегас.
19
– Глинтвейн, – вваливаюсь в «Агир».
Бармен принимает заказ, и я ухожу за последний стол второго зала.
Согревающий напиток приносит новый официант. Так и думал, что тот обосрался.
Я грею пальцы, которые не чувствую, и горло, голос из которого практически исчез.
Скорее всего, я получил неслабое обморожение доброй половины тела. Если минусовая температура затронула еще внутренние органы, то это вообще шик и блеск. Откажут почки – и дело с концом.
Не знаю, что еще можно сказать. Это конец моего повествования. Finita la tragedie. Сеанс завершился. Дворецкий всех убил. Балерины дотанцевали. Оперисты допели. Актеры вышли под аплодисменты в последний раз. История знакомства с матерью моего ребенка не суждена была быть кем-то услышана.
«Put the mark right by my name».
От глинтвейна меня заворотило, и я попросил пива.
Спустя три пинты ко мне подсела девушка.
– Привет, Соу.
У меня настолько кружились глаза, что я не мог остановить их хотя бы на секунду в одной точке.
– Фиц?
– Да, я. Ужасно выглядишь
– Стараюсь. Как тебя сюда занесло?
– Меня парень бросил, ничего не объяснив, а я нигде не могу его найти. Сказали, что здесь он больше не работает.
– Ну да, не работает. Кхе-кхе.
– Все в порядке?
– Да какой тут, нахуй, порядок. Клуб одиноких сердец прямо за этим столом.
– Что, прости?
«Do you want to be with somebody like me»?
– Тоже расстался, говорю.
– Надо же. Стало быть, мы можем провести время вдвоем?
– Можешь посидеть со мной немного и отправляться домой. У меня другие планы на этот вечер.
– Вот как? И что за планы?
Я задумался так сильно, что забыл о ее присутствии.
– Ало!
– Да? Что?
– Какие планы? Ты что дурочка строишь?
– Планы? Я никогда не строю планов.
– Так бы и сказал, что не хочешь со мной говорить, придурок.
Она ушла, обидевшись на что-то, что я не совсем понял. Я уловил как бы посыл ее месседжа… Бляя…
Не хочется думать.
Отвратительно думать.
Больно думать.
Больше никаких мыслей. Спать или умереть.
Но чтобы спать, нужно добраться до дома. А чтобы разрешить проблему со сном, я строю логические цепочки, а значит снова думаю. Это не так-то просто, как кажется на первый взгляд.
Фиц. Она предлагала провести вечер вдвоем или что-то вроде того. Нужно догнать ее и воспользоваться шансом. Я обалденно сообразительный, да.
Я нагнал ее у выхода, где она стояла с тем обсосным парнем. Реном.
– Какие люди, – говорит.
– Мало получил? Можешь не отвечать, потому что я не хочу тратить драгоценное время, которое я сейчас проведу с этой прекрасной барышней.
Я взял Фиц за рукав и попытался выйти, но тот толкнул меня назад так, что я чуть не потерял равновесие.
– Поговорим на улице?
– А до завтра не подождет? Я спать хочу.
– Нет.
Он вытащил меня на дубак за шиворот. Я не сопротивлялся. То ли потому что не мог, то ли из-за полнейшего равнодушия к своей судьбе. Да к черту судьбу. Это был мой выбор. Я мог остаться на кладбище.
На улице нас ждали еще трое. И думается мне, что они пришли не за консультацией по прейскуранту бара.
– Что теперь скажешь, крутой?
– А нужна какая-то проникновенная речь? Извини, на этот раз я ничего не заготовил.
К чему шло дело, было понятно и без разъяснений. Рен начал приближаться ко мне, собравшись нанести первый удар.
Решив, что победителем мне отсюда точно не выйти, я вмазал левым хуком ему по морде, просто для того, чтобы он тоже не остался без повреждений, и стал дожидаться окончания раунда.
Секунда, и я уже валяюсь на земле. Закрыв лицо руками, я вижу, как множество различных конечностей пытаются слиться с моим телом воедино.
Мое тело обморожено и разбито на ледяные кристаллы, из-за открывшегося в теле внутреннего тайфуна безнадежности и вселенского чувства одиночества. Я ничего не чувствую.
Удар за ударом прилетает ежесекундно, не прекращаясь. Руки спадают, опускаясь вдоль тела, чтобы дать возможность лицу перенять на себя часть урона.
Я не сдерживаю себя и начинаю истерично смеяться. Маниакальный хохот открывает для меня лечебную боль, исходящую от грудной клетки. С каждым смешком как будто ломаются ребра, рвутся мышцы и сухожилия, лопаются сосуды, отсоединяются сердечные клапаны, органы перестают функционировать. Кровь заливает глаза, вытекает из носа, как вода из крана, и водопадом изо рта.
Когда я решаю, что на сегодня достаточно, звучит выстрел. Толпа разбегается в разные стороны, а я проваливаюсь в глубокий сон.
«And he’s here to do some business with the big iron on his hip».
На утро следующего года я просыпаюсь в больнице и узнаю, что это утро следующего года, спустя два дня, что я провел в коме.
Лежать не стал. Кое-как встал с кровати, оделся и вышел в коридор.
Без обезболивающих у меня скоро начнутся инфернальные боли, но сейчас меня это не интересует.
Ко мне сразу подбежал белый халат и спросил о моем самочувствии. После удовлетворительного ответа от меня он заявил, что меня ждет психолог.
Что еще ему нужно?
В этот раз он сидел за столом и рылся в документах. Как только я вошел, он сразу все свернул и убрал в ящик стола.
– Вы очнулись! – как всегда с энтузиазмом прозвучал его голос, но лицо выражало смятение.
– К сожалению. Зачем Вы хотели меня видеть?
– Хотел поинтересоваться, зачем вы носите с собой оружие?
