Впрочем, я отвечала ему тем же и во многих вещах была солидарна.
Что же касается моих талантов, то они умещаются на пальцах одной руки. На одном пальце одной руки. Я постоянно веду дневники. Пишу так красиво, как могу, обо всем, что было, есть, будет, что не произойдет и не случиться точно, что я ощутила, съев клубничный пирог, что стало переломным моментом в моей жизни или началом ее конца.
Меня всегда затрагивали до глубины души личности персонажей и их истории, снабженные водоворотом ярких событий, вдохновлял стилистически разный подход к написанию текста, обороты речи и выразительные средства лексики, оставлял неизгладимое впечатление – у каждого свой, но всегда лиричный – слог автора, пронизанный любовью к своему делу.
Еще с детства, начитавшись большим количеством философов, китайской поэзии, литературы различных жанров, астрономии и мифологий, я начала задаваться во истину, трепещущими разум незрелого создания, осмысленными вопросами о жизни здесь, жизни по ту сторону, жизни за пределами обитаемого мира, о смысле существования.
Поэтому я стала писать, порой даже от мужского лица, чтобы решить уравнение, не подвластное всему человечеству, посредством усиленных мыслительных процессов и составления правильного порядка слов в предложения.
Потом стала писать очень много, что иногда приходилось отсеивать ненужное, перечитывать важное, составляя целостное повествование, у которого, как я думала, должен был быть логичный конец.
Но его нет до сих пор. Слова проходят тернистый путь от моих, не всегда здравых, мыслей и тонким слоем ложатся шариковой ручкой на белый лист бумаги. Пока что, я пришла только к одному выводу – почти все уже было когда-то сказано.
Мысли подобно генам передаются по наследству и перетекают из поколения в поколение. Почти все было обдумано, переосмыслено и, пройдя сквозь паутину нейронной сети, вылито чернилами на потертую бумагу.
Возможно, когда-то некий наивный и не шибко смышленый недоидеалист-псевдоромантик-провинциал-и-просто-славный-малый-в-некоторых-делах, совершенно неизвестный никому кроме себя, своей персоны и его самого, отправлял почтовым голубем послание своей пассии, в некотором роде служившей для него музой.
Письмо было страстным, исполненным учтивости, благодушия, отчасти неловкости в высказываниях, но, непременно, огромной любовью, скрывающейся между строк и вырывшейся со станиц потоком теплого воздуха, греющего разум и сердце.
Если даму не настигла болезнь, то спустя продолжительное время, она получала это письмо, которое после прочтения аккуратно складывала в ящик стола, после чего расторопно писала ответ, думая о том, что, возможно, когда-то эти слова уже звучали. Может, более красноречиво, лаконично и утонченно, кто знает. Известно было лишь одно: в этом времени, в этот самый момент и в эту жизнь, какой суровой она бы ни была, они принадлежали ей и только ей, и это несомненно трогало ее до глубины души.
Порой это занятие кажется мне совершенно бесполезным. Но я переубеждаюсь в этом, когда создаю что-то, что приносит хотя бы малое эстетическое удовольствие моему глазу. Стихи, например:
Пишу потомкам, до которых это не дойдет.
Пишу тому, кто это не прочтет.
Пишу тому, кто одинок, расколот.
Пишу тому, кто смысла не поймет.
Пишу о тех, кто недостоин.
Пишу и тем, которых нет.
Пишу о тех, кого все любят.
Пишу и тем, любви в жизни которых нет.
Пишу, взяв на излом слова и рифмы.
Пишу, неоднократно изменяя смысл строк.
Пишу, заковываясь в панцирь бестолковой мысли.
Пишу, про берег пляжа, и как в полночь, почти бесслышно, сыплется песок.
Пишу, бродя по скалам, рифам, созданным сознанием.
Пишу, с упорством рассекая в воде соль.
Пишу, уверенно и ловко, проскользая под волной, без жизни риска.
Пишу, со дна поднявшись и оказавшаяся едва живой.
Пишу я все, что поддается переносу на бумагу.
Пишу я истины, чьим смыслом только слезы вытирать.
Пишу я, закрывая старый, шаткий дом на ставни, и в страхе ускользаю бегло вспять.
Пишу я, в угол кривенький забившись, и, обретя в конце концов покой,
сижу и с наслажденьем наблюдаю за лицезрением меня Луной.
Теперь пишу о самых страшных муках, о том, что все пылает, рушится, гниет.
Теперь важнейшие решения возлегают вовсе не на тех, кто этого так ждет.
Теперь каждый из вас будет писать потоки мыслей, сквозь призму времени пройдя, стремясь найти истоки настоящих истин, и после этого начать отсчет с нуля.
Теперь я сделала довольно, прекратив страдать; теперь, оставшись здесь спокойно увядать, я больше никогда и ничего не собираюсь вам писать.
Спасибо за уделенное внимание, дамы и господа, откопавшие этот дневник, сохранившейся по удачному стечению обстоятельств.
Если вам понравилась меня читать, и вы, совершенно случайно, держите рядышком сборник из нескольких сотен других моих изречений и проповедей под разными именами, пожалуйста, не стесняйтесь и зачитывайте все до дыр, делитесь с друзьями и родными, прививайте чувство вкуса молодому поколению, давая им, в дальнейшем, одухотворить своих детей, и детей их детей!
Воздвигнув памятник нерукотворный, опубликуйте эти текста под моим именем и вознесите меня в ранг просвещенных, но так и не узревших суть мироздания.
5
Липко-сухое амбре утреннего похмелья и полная дезориентация в пространстве – спутники моей жизни, будящие меня жестким шлепком руки, приносящий головную боль, недомогание и непереносимое желание умереть. Встать прямо сейчас – значит автоматически привести его в исполнение.
Обычно, для улучшения состояния я ухожу в длительные запои. Закинуть в себя несколько холодных градусов при пробуждении и полировать ими организм в течение дня проще, чем бороться с плохим самочувствием несколько дней, лежа на кровати с вертолетами в голове, как на смертном одре, глотая обезболивающие, жаропонижающие, сосудосуживающие и галлоны газированной воды, раздувая пузо до размеров небесного тела.
Но первый вариант, хоть короткий и быстродействующий, по описанию выглядит еще мрачнее второго. Просто потому, что звучит как «я не готов принять малейшие трудности и сложные периоды в моей жизни, поэтому лучше мне спиться к чертям и никому не докучать»
Так или иначе, но до вечера нужно привести себя в порядок перед встречей с Эс. Кажется, вчера, я планировал ей поведать догадку по поводу чего-то. Но вот какую? По пути в туалет для интоксикации организма, я вспомнил что, когда учуял запах с кухни, и сразу же решил свою насущную проблему.
– Кхэ, бляяя, – растеклись рвотные массы по всему коридору, оставив скользкую дорожку, как после проползшего недавно слизня человеческих размеров.
