– Приказали убить его?
Воевода нахмурился, но не разъярился, как вчера.
– Прямо так не сказали, но дали понять… Велько и посаднику, и волхвам был как заноза в заднице. Но я их намеки понимать не обязан. Лишь бы Велько стал прежним, перестал перекидываться в змея… А почему ты хочешь, чтобы я его выпустил? – спросил он вдруг. – Ты что-то о нем узнал новое?
– Может и узнал, – заговорил нойда, подбирая слова. – Велько – нечто большее, чем просто змей – оборотень. Есть в нем нечто от людей и от вечных богов, а есть и третья сущность, скрытая от нас, а может и от него самого… Чем больше его стараются загубить, тем сильнее в нем нечто сопротивляется – и становится сильнее…
Нежата внимательно слушал нойду.
– Темны твои речи, – произнес он, когда саами умолк, глядя вдаль остановившимся взглядом и стараясь собрать воедино сумбурные мысли. – Верно ли я понял, что если Велько держать в пещере, он наколдует что-то похуже упавшей горы?
– Так и есть. Выпусти его, иначе скоро и цепи его не удержат.
Воевода задумался.
– Добро, пошли.
Он распахнул дверь и направился во двор, скликая стражу. Нойда, недоверчиво поглядывая на него, пошел следом. Он не ожидал, что все получится так просто. Неужели слова были сказаны не зря, и Нежата услышал его?
Вскоре они вышли из острога и направились по узкой дороге вдоль реки. Лошадей воевода на этот раз брать не стал, зато за ним следовало полдесятка воинов.
– Почему пешком? – спросил нойда. – До горы неблизко…
– А мы тебя короткой дорогой проводим, – осклабился Нежата.
Нойда только и успел насторожиться, – к чему насмешка? – как его схватили сзади за руки и заломили их, заставив колдуна согнуться пополам. Воевода тут же свернул влево, под гору. Теперь нойда понял, что идут они вовсе не к темнице Вельхо, а к реке – вернее, к большой проруби, из которой жители острога и посада брали воду для своих нужд. Нойда рванулся, но ему лишь сильнее скрутили руки. Кто-то ударил его по лицу, расквасив губы – попытка призвать сайво оборвалась стоном боли. Подтащив нойду к срезу воды, воины швырнули его на обледеневший наст.
– Топить колдунов – самое милое дело. Лучше только жечь! – наклонился над ним довольный Нежата. – Думал, я поддамся? Огненный змей увидел тебя в лесу, овладел твоей волей и привел сюда, чтобы ты уговорил меня его выпустить. Мне ли не знать, на что он способен! Уж я прослежу, чтобы он заснул под горой навеки! Что ты там бормочешь? Только попробуй ворожить, башку срублю!
– Он же твой брат, – прохрипел нойда.
– Нет у меня больше брата, – бросил Нежата. – Змеи мне не братья!
– Он тебя любил, а ты его предал…
– Ну вот, думал, что-то умное на прощание скажешь, – скучающе произнес Нежата. – Зря Велько с тобой связался! Я уже давно сказал: ты ни на что не годен. Только болтать попусту. Чудины хоть оружием его вызволить попытались…
Воевода выпрямился и махнул рукой воинам:
– Бросайте колдуна в прорубь, пусть вода его очистит!
В следующий миг темная вода сомкнулась над головой нойды. Смертельный холод обжег его словно пламя. Саами рванулся наверх, но течение подхватило его и увлекло под лед.
* * *
Его тащило и крутило в ледяной тьме, он погружался все глубже, теряя даже призрачную надежду выплыть. Вода давила, как каменная плита, становилась все тяжелее, не давая шевельнуть ни рукой, ни ногой. В ушах звенело, грудь горела – он задыхался. Перед глазами начали расплываться яркие пятна. Самое время призвать богов – но кого? В земном мире нойду берегут верные сайво, в небесных пределах за ним приглядывает Каврай – отец всех шаманов. Но в пучине вод его не ждало ничего, кроме смерти в одиночестве. И Великий Старик ему в донной стране не помощник.
Тела нойда уже не чувствовал вовсе, только полыхала от боли грудь, отчаянно требуя сделать вздох. Одно из ярких пятен вдруг вытянулось и оказалось совсем рядом. Нойда отчетливо ощутил чье-то присутствие.
– Помоги… – из последних сил, из угасающего сознания, позвал он.
Яркое пятно подплыло вплотную. Перед лицом тонущего возникла зубастая морда змея. С нее смотрели на нойду знакомые полыхающие глаза…
* * *
«Учитель, почему Змеево море так называется? Отец ловит здесь рыбу и бьет зверя всю свою жизнь, но никогда на его острогу не попадались змеи…»
«Эх, кого в нем только не водится, малыш…Море зовется Змеевым, потому что в давние времена здесь водились чудовища – целый народ чудовищ, а правил им величайший из богов древности – Предвечный Змей…»
«Но разве не Великий Старик – величайший из богов? Он держит на спине небо и обнимает ластами землю…»
«Никто не возвращался обратно с морского дна; никто не знает, на что способны морские боги. Многие пытались уничтожить Предвечного Змея, но он лишь менял облик и уходил в глубины. Ему поклоняются под множеством имен, дети его и поныне рождаются по всему миру, порой и не зная, кто их отец…»
* * *
«Но ты-то, Вельхо, знаешь, чей ты сын, – мысленно сказал нойда. Все вокруг окутала тьма, и ничего не осталось в мире, кроме огненных глаз прямо перед ним. – Когда я вознесся к небесной горе, то распознал в тебе человеческую и божественную сущности – не понял только, какого именно бога ты сын. Чтобы понять, надо было не взлетать, а погружаться…»
В ушах его зазвучал тихий смех. Змей был доволен, ему не хотелось ничего объяснять. Он явился не для этого.
«Думаю, тебе больше лет, чем Новому Городу. Ты жил так, как к тому стремилась твоя человеческая природа, а змеиную скрывал… Но видимо, недостаточно хорошо…»
Змей ничего не отвечал ему. Он медленно проплыл рядом и плавно, величественно нырнул. А потом неодолимая сила подхватила нойду и повлекла его вверх. Тяжелая плита, придавившая его тело, понемногу становилась все легче, пока не исчезла вовсе. В легкие ворвался воздух, горло свело от боли, глаза ослепли от дневного света. Хотя по правде, свет был серенький – блеклые сумерки угасающего дня.
– Вроде живой, – сказал кто-то над головой у нойды.
– Не, потонул. Смотри, весь белый. Ох, горе-то…
Голоса были знакомые. Кто-то рывком поднял его, уложил животом на что-то твердое и звонко хлопнул по спине. Изо рта и носа нойды хлынула вода, он захлебнулся мучительным кашлем.
– Живой, живой! – радостно закричал знакомый женский голос.
Когда кашель унялся, нойду подняли и посадили на истоптанный снег. Он увидел Ойрин, которая с тревогой вглядывалась в его лицо. Оньо придерживал его за плечи, на давая упасть. Вокруг был совсем незнакомый берег, к которому вплотную подступал лес. Прямо от берега, там, где в реку впадал ржаво-рыжий ручей, тянулась широкая полынья. Из нее-то, очевидно, его и выловили.
