– Нет пока. Куда идти?
– Пошли, покажу. Как выйдешь за ворота, иди направо. Там тропа через лес прямо к речке, недалеко…
* * *
Прежде чем отправиться к кузнице, нойда вернулся в дом старейшины. Бубен решил на сей раз оставить, чтобы освободить руки, но взял плеть и длинный железный нож с березовой рукоятью. Пока возился, надевая поверх обычного ремня шаманский пояс, в дверь заглянула Хилья.
– Помочь?
– Даже не прикасайся, – остерег он ее. – Нельзя!
Хилья послушно попятилась, но не ушла, продолжая наблюдать за его сборами.
– Эта Искра, кузнецова дочка, – сказала она наконец, – та еще ветрогонка. Все женихов перебирала, самого лучшего ей подавай… Парни ей не годны, так за чужих мужей принялась…
– Ты знаешь, – перебил ее нойда, – что у вас в избе нет домового?
Молодка вздрогнула.
– Нет…
Нойда указал на трещину в печке.
– Сбежал.
Хилья тяжело вздохнула и промолчала. Нойда покосился на нее, чувствуя, как внутри разгорается злость.
– Сказать, откуда у тебя шрамы? – внезапно спросил он. – Вспомни, Хилья, бывало с тобой такое: стоишь у печи, или скажем, на речке белье стираешь, и вдруг как ударит! Потом долго болит, и на этом месте проступает рубец…
– Откуда ты знаешь? – испуганно спросила женщина.
– Это сильные чары, своего рода договор, и тут нужна воля двоих, чтобы они сработали. Вместе поют заклинание; потом один уходит воевать, а другой получает все его раны. Тот, кто воюет, становится заклятым от оружия. Тот, кто остался дома – болеет, страдает, то руки, то глаза лишится, если совсем не повезло – умирает… Такой договор порой заключают побратимы, обязанные друг другу жизнью. Или кто-то предлагает расплатиться собой за огромную услугу… Но кем надо быть, чтобы заключить его с собственной невестой? Как Вархо мог предложить тебе такое?! Как ты могла согласиться?
– Ты видно никогда не любил, братец, – с вызовом ответила Хилья, поднимая голову. – Да я бы жизнь отдала за Вархо! Что раны? Все, что угодно, отдашь за того, кого дорог!
– Свою жизнь, да, – повторил нойда. – А как насчет чужих?
Хилья вздрогнула.
– Ты о чем?
Нойда подошел к ней вплотную, поглядел в упор.
– Ответь: Вархо жив или умер?
Она смешалась. Но потом тихо ответила:
– Не знаю, братец. Тот Вархо, кого я ждала и любила, ради которого терпела боль, давно уж не существует. А чародей, который меня осенью в жены взял…
Поколебавшись, все же сказала:
– Не знаю, что с ним. Думаю, он мертв.
– Не думаешь, – жестко сказал нойда. – Иначе не выгораживала бы его. Берегись, Хилья. Ты похоже, совсем не знаешь, за кого замуж шла.
Женщина с упрямым видом промолчала. Нойда молча вышел из избы. Душу будто камнем придавило. Память о верной дружбе, столько лет придававшая ему силы в самые темные времена, лопнула и рассыпалась черным прахом.
«Да и я его, похоже, совсем не знал», – с горечью подумал саами.
* * *
Нойда шел по тропинке через лес. В другое время было бы даже приятно так пройтись ясным утром. Ветер разогнал облака, острые верхушки елей качались в чистом голубом небе. Под ногами опять хлюпало. «Опять развело, – думал нойда. – А ночью вроде уже морозом схватило…» Он не забывал поглядывать и под ноги. Отпечатки попадались, но старые, ведущие со стороны кузни к деревне. А вот и следы от полозьев. Здесь кузнец прошел еще до последних заморозков, таща за собой сани…
– Ах ты ж, тупой нож!..
Нойда остановился. Кое-что пришло ему на ум – то, что он должен был вспомнить еще прошлой ночью. И если бы не женщина в его постели, непременно вспомнил бы… Внезапный ночной заморозок, резкие порывы ледяного ветра, от которых сотрясалась изба Кадая – он ведь отлично знал, что они могли означать! Мурашки пробежали по спине. «Не вернуться ли?» Но до заката было еще далеко – а впереди, за деревьями, уже шумел широкий лесной ручей…
Подворье кузнеца раскинулось на берегу. Кузница виднелась среди облетевших деревьев у самой воды, изба, окруженная службами, стояла на просторной поляне, поближе к лесу. Нойда издалека окинул берег быстрым взглядом. Снег здесь растаял, берег подсох. Постройки казались брошенными, безлюдными. Но это могло быть и ловушкой. Койва упомянула, что у кузнеца были подмастерья – где они? Нойде хотелось надеяться, что просто сбежали…
Он хлопнул ладонью по левому плечу, прошептал приказ сайво-разведчику. Невидимые крылья прошуршали в воздухе, и почти сразу нойда ощутил плотоядное ликование помощника. Это свойство духа-ворона было неприятным, но очень полезным: чуять свежую падаль. Тот же незримый красный туман, что на словенском постоялом дворе, повсюду был разлит в воздухе над серым берегом.
Подмастерья вскоре нашлись. Останки одного, разорванного в клочья, были раскиданы у самой реки. Вероятно, парень силился добежать под защиту воды, но не успел. Другое тело, истерзанное до неузнаваемости, кровавой ветошью висело в ветвях прибрежной ольхи.
«Взбесился он, что ли? Зачем рвать людей на части? Что ж его так разозлило?»
Дверь избы была открыта нараспашку. Нойда достал плеть и, пригнувшись, зашел внутрь. Вряд ли враг прятался там, но осторожность никогда не повредит.
«Вот бы сейчас рыбу ловить в родной заветери, – мрачно думал он, оглядывая сумрак избы. – Летние санки налаживать…»
К своему немалому облегчению, в избе нойда никого не нашел. Все было раскидано, перевернуто вверх дном, но кузнецовой дочки тут не было. И того, что от нее осталось, к счастью, тоже.
«Значит, унес ее в лес, к себе в логово… Ну что ж… Все равно отыщу!»
Выйдя на свет, нойда глубоко вздохнул, расправил плечи, убрал плеть за пояс и пошел было обратно, в сторону леса… Но вспомнил, что еще не осмотрел кузню.
Кузница располагалась в стороне, в ольховой рощице. Чем ближе подходил нойда, тем сильнее изумлялся открывавшемуся перед ним зрелищу. Казалось, на кузницу обрушился все разрушающий бешеный вихрь. Деревья вокруг дома поломаны; те, что поменьше, вырваны с корнем, с тех, что побольше, будто когтями сорвана кора. Дерновая крыша разворошена, слеги торчат наружу, как кости из перелома. Дверь кузни была сорвана с петель и валялась поблизости.
Нойда осторожно подошел к дверному проему. Заглянул внутрь – и сразу увидел девушку. Она сидела на земле рядом с наковальней, крепко обхватив ее обеими руками, и смотрела на него неподвижным взглядом. Застывшее лицо ничего не выражало. Казалось, она сидит так уже несколько дней, и готова просидеть еще столько же.
– Искра! – припомнив имя, окликнул нойда.
В глазах девушки что-то шевельнулось, но она и не подумала разжать руки. Никаких ран на ней заметно не было. Нойда остановился в дверях, оперся плечом о косяк.
