– Нет. Я собиралась сама позвонить ему после нашего с вами разговора. Надеялась убедить Кеннета, что вы больше не подозреваете его в этом страшном преступлении.
– Прошлой ночью Кеннет Стайлс намеревался покинуть город. – При этих словах Ева внимательно посмотрела на Анну. – Когда его попытались задержать, он бросился бежать, в результате чего получил ранения.
– Нет! – Анна непроизвольно схватила Еву за руку. – Он ранен? Как тяжело? Куда вы его поместили?
– Он в больнице. Его состояние стабильно, и лечащий врач надеется на полное выздоровление. Как вы думаете, миссис Карвелл, почему невиновный человек попытался сбежать?
Анна отпустила Евину руку, встала и подошла к зашторенному окну. Некоторое время она молчала, вглядываясь куда-то вдаль, а когда вновь смогла говорить, ее голос уже не был таким спокойным и ровным.
– Ах, Кеннет… Возможно, вы правы, лейтенант: все наши поступки остаются с нами на всю жизнь и продолжают влиять на нее. Он сделал это ради меня, понимаете? – Она повернулась спиной к окну, серое зимнее небо обрамляло ее силуэт. В глазах у нее стояли слезы. – Мне позволят увидеть его?
– Возможно. Скажите, Кеннет Стайлс знал, что вы забеременели, а потом родили ребенка от Ричарда Драко?
Голова Анны откинулась назад, как будто Ева ударила ее кулаком в лицо. Она нервно рассмеялась, но затем взяла себя в руки и снова села на диван.
– Я вижу, что вам очень многое известно. Да, Кеннет знал. Он помог мне в очень тяжелой ситуации.
– Он знал, что Карли Лэндсдоун является этим ребенком?
– Он не мог знать имени, которое дали ей новые родители. Все файлы по этому делу были засекречены. Я не рассказывала никому, кроме юриста, который оформлял документы, куда и кто увез ребенка. Это находилось только в засекреченных файлах, лейтенант! Какое отношение этот ребенок – ах, нет, уже взрослая женщина – может иметь к этому делу?
– Вы не поддерживали отношений с Карли Лэндсдоун?
– Это не было нужно ни мне, ни ей. Понятно – вы считаете, что я бессердечная лгунья…
Анна машинально взяла свою чашку шоколада, но пить не стала. Единственным признаком ее волнения была эта чашка, подрагивающая в руке.
– Я сама так не считаю, – сказала она через минуту. – Когда я обнаружила, что беременна, я была очень молода и сильно влюблена. Я все отдала Ричарду Драко. Он был моим первым мужчиной. Ему нравилось быть первым мужчиной… А я тогда практически ничего не знала о противозачаточных средствах.
Слегка пожав плечами, Анна наконец посмотрела на Еву.
– Когда я узнала, что ношу ребенка Ричарда, я вся трепетала от романтических надежд на счастливый брак с ним. Но очень скоро он превратил этот трепет в отчаяние. Когда я ему все рассказала, он не разозлился на меня, не пришел в ярость – хотя, конечно, не было тех нежных слов и обещаний, которые я так радостно себе навоображала. Вместо всего этого он просто посмотрел на меня без всякого интереса, как на надоевшую игрушку. – Глаза Анны потемнели. – О, я никогда не забуду, как он смотрел да меня! Он сказал мне, что это моя проблема, и если я жду от него, что он поможет мне в прерывании беременности, то я глубоко ошибаюсь. Я заплакала, конечно, и стала умолять его. Он обозвал меня нескольким грубыми словами, заявил, что я ему надоела, и оставил всю в слезах.
Она сделал глоток шоколада с абсолютно спокойным, даже бесстрастным, выражением лица.
– Вы поймете, надеюсь, почему я не оплакиваю его смерть. Он был самым отвратительным, самым страшным человеком, которого я когда-либо встречала. К несчастью, в тот момент своей жизни я не видела этого так хорошо, как сейчас. Я, конечно, сознавала, что он порочный человек, но с прекрасным слепым оптимизмом молодости верила, что смогу его переделать, – до того момента, когда он отвернулся от меня.
– Потом вы перестали верить в это.
– Конечно. Я перестала верить, что смогу изменить Ричарда Драко. Но мне казалось, что я просто не могу жить без него. К тому же я была очень напугана. Тогда мни едва исполнилось восемнадцать лет; я мечтала стать великой актрисой, и вдруг в одночасье все мечты были разбиты. Беременная, одинокая… Как мне было жить? – Анна снова помолчала, будто всматриваясь в свое прошлое. – В восемнадцать лет все воспринимается острее. Вы помните себя в восемнадцать лет, лейтенант Даллас? Вам, наверное, тоже казалось, что все в жизни прекрасно, а весь мир вращается вокруг вас? Не правда ли?
Ева не стала отвечать, сочтя этот вопрос риторическим, а Анна между тем продолжала:
– Я попыталась покончить жизнь самоубийством. Слава богу, мне это не удалось, хотя, если бы не Кеннет, который вовремя пришел, все повернулось бы иначе.
– Но ведь вы не прервали беременность, – заметила Ева.
– Нет. У меня было время успокоиться и все обдумать. Когда я взяла в руки бритву, я не думала о ребенке. Только о себе. Но потом мне стало казаться, что судьба дает мне еще один шанс, и единственным способом выжить будет дать жизнь существу, которое созревало внутри меня. Ничего этого не было бы без помощи Кеннета. – Она выразительно посмотрела на Еву. – Он спас жизнь мне и ребенку. Он помог мне найти клинику в Швейцарии и юриста, который занимался усыновлением детей. Он дал мне денег и протянул руку помощи.
– Он любил и любит вас.
– Да, – согласилась Анна просто и с грустью. – Самое большое сожаление моей жизни – я не могла и не могу в ответ полюбить его так, как он заслуживает. Его драка с Ричардом много лет назад была просто приступом бессильной ярости. И это ему очень дорого стоило.
– А что вы делали после того, как отдали ребенка на усыновление?
– Я вновь занялась устройством своей жизни. Я уже не мучилась мечтой стать великой актрисой. Мне больше никогда этого не хотелось.
– Насколько мне известно, вы имели право регулярно получать информацию о ребенке…
– Я никогда не пользовалась этим правом. Я сделала то, что считала лучшим выходом для нее и для меня. Она больше не была моей дочерью.
– А вы знаете, что Карли Лэндсдоун находилась на сцене в тот вечер, когда Ричард Драко был убит?
– Неужели? – На лице Анны отразилось удивление и озабоченность. – Она актриса? Здесь, в Нью-Йорке? Ну что ж, видимо, это ей на роду написано… И она играла в одной пьесе с Ричардом и Кеннетом? Как изощренно играет людьми судьба!
Ева ждала, внимательно глядя на собеседницу.
– Вы ничего о ней не спрашиваете? – заметила она наконец.
– Лейтенант, вы хотите, чтобы я притворилась, что у меня с ней сохранилась какая-то внутренняя связь? Духовная близость? Ваша Карли Лэндсдоун для меня чужой человек, Конечно, я от всей души желаю ей добра. Но ниточка, связывавшая нас много лет назад, давно порвана. Единственное, что связывает меня с теми днями, – это Кеннет.
– Вы знакомы с Айрин Мансфилд?
