Стайлс затравленно посмотрел на Еву и облизнул враз пересохшие губы.
– Я не имею абсолютно никакого отношения к смерти Ричарда! Все, что я знал об этом происшествии, я уже рассказал полицейским…
Ева со вздохом разочарования поднялась и положила руку на плечо Фини, как бы стараясь успокоить его.
– Дайте мне материалы дела, сержант Пибоди.
– Есть, сэр. – С каменным лицом Делия протянула ей папку.
Ева снова села за стол напротив Стайлса и стала листать дело, давая ему возможность прочитать столько текста, сколько удастся, учитывая, что он видел его вверх ногами. При этом допрашиваемый сидел бледный как полотно.
– У меня есть документы, относящиеся к уголовному и гражданскому делам, в которых вы фигурировали как обвиняемый.
– Но это было много лет назад! Много лет… И дела были помещены в засекреченный архив. Меня заверили в том, что их засекретили…
– Речь идет об убийстве, приятель. – Рот Фини скривила презрительная ухмылка опытного палача. – Вся секретность аннулирована.
– Давайте дадим человеку шанс самому все рассказать, Фини. Мистер Стайлс, мы получили разрешение снять гриф секретности ввиду проведения расследования по делу об убийстве.
– Ты совершенно не обязана оправдываться перед этим типом!
– Давайте все успокоимся и постараемся вести допрос благожелательно, – как бы смущенно пробормотала Ева. – Вы обвинялись в нанесении серьезных физических увечий Ричарду Драко, а также в причинении ему морального и материального ущерба.
– Это было двадцать четыре года назад! Побойтесь бога!
– Я знаю. Я понимаю это, но… вы заявили мне во время предыдущего допроса – его запись сохранилась, – что между вами и пострадавшим никогда не было никаких недоразумений. А между тем… – Ева замолчала, и в комнате повисла гнетущая тишина. – Однажды вы уже подвергались аресту и судебному преследованию за нанесение ему серьезных увечий, вплоть до госпитализации. Обвинение было предъявлено вам по семи пунктам гражданского кодекса.
Пластиковый стаканчик дрожал в руках Стайлса, на стол падали крупные, как слезы, капли воды.
– Но все же было улажено, в конце концов…
– Послушайте меня, Кеннет. – Ева решила назвать его по имени, чтобы установить более доверительный контакт. – Все факты, которые нам удалось собрать о Драко, приводят к заключению, что он был порядочным негодяем. Я полагаю, что вы были вынуждены избить его. Он вас чем-то серьезно спровоцировал. У вас наверняка была веская причина: вы не производите впечатления грубого и агрессивного человека.
– Я таковым и не являюсь. – Его лицо опять приняло выражение лощеного джентльмена, он постарался с достоинством посмотреть на Еву. – Нет, я не такой человек.
Фини опять взорвался:
– Думаешь, мы купились на это? Ты хочешь сказать, что Драко так распсиховался, что сам подменил нож?
– Я не убивал Ричарда! – Голос Стайлса окреп, и он с ненавистью посмотрел на Фини. – Я не имею ничего общего с этим делом. В то время, когда произошел тот старый инцидент, видит бог, я был несмышленым пылким юношей…
– Это мне понятно, мистер Стайлс. Вы были молоды, и вас спровоцировали. – Симпатия и сочувствие так и сочились елеем в голосе Евы. Она встала, налила ему еще один стакан воды и аккуратно поставила на стол. – Расскажите мне, как это произошло. Почему это случилось? Все, чего я добиваюсь, это прояснить до конца всю ситуацию, чтобы вы могли спокойно отправиться домой.
Стайлс закрыл глаза и глубоко вздохнул.
– Мы оба начинали свой творческий путь в маленьком провинциальном театре. Играли, конечно, мелкие эпизодические роли – но ведь с этого все начинают. Мы оба рвались в Нью-Йорк, что нам в конце концов и удалось. Бродвей тогда притягивал к себе всех артистов, переживая очередной театральный бум.
Голос Стайлса потеплел, когда он стал вспоминать свою молодость, в нем появилась расслабленность и мечтательность.
– Жизнь тогда возвращалась в нормальное русло после очередного кризиса, города засверкали огнями театров и кинотеатров. Люди хотели развлечений, чтобы отойти от действительности, забыть ее. Они, как мне кажется, искали для себя героев без оружия, которое уже не раз повергало мир в пучину безудержного насилия. Мы с Ричардом оказались в кругу богемной элиты, высокомерно смотревшей на весь остальной мир. Как говорится, «попали в струю». Это было очень интересное и бурное время – возрождение нормальной жизни. К нам, актерам, тогда относились как к королевским особам. Вне сцены мы вели весьма разгульный образ жизни с постоянными вечеринками и различными приключениями. Секс, дорогие наряды, наркотики и пьянство.
Он взял стакан с водой и в задумчивости сделал несколько глотков.
– Некоторых из нас такая жизнь просто разрушила. В частности, она разрушила Ричарда. Он купался в фимиаме славы и почитания, однако это не мешало его работе на сцене. Там Ричард был просто гениален, но вне театра не было такого порока и греха, которым бы он не предавался с упоением. В нем появилась жестокость, особенно по отношению к женщинам. На своем пути он сломал жизнь не одной из них. Он любил похваляться подвигами в этой области, заключал на женщин пари: которая из них будет у него следующей. Мне это казалось… недостойным.
Стайлс откашлялся и отодвинул стакан.
– В то время в моей жизни появилась девушка, почти девочка. Мы часто встречались. Ничего серьезного между нами не было, но нам нравилось проводить время в компании друг друга. Тогда Ричард и открыл охоту на нее. Он соблазнил ее, грубо и вульгарно использовал и в конце концов уничтожил. Когда он выбросил ее, как использованный презерватив, она страшно страдала, просто не могла найти себе место. Однажды я зашел к ней – просто так, без предупреждения. Не знаю, что меня погнало туда. Когда я увидел ее… она пыталась покончить с собой и уже вскрыла себе вены. Я отвез ее в больницу. Я…
Он замолчал, и на его лице явственно отразились внутренняя борьба и боль. Затем Стайлс сделал над собой усилие и продолжил.
– Врачи спасли ее. Но внутри меня как будто что-то взорвалось, когда я увидел ее лежащей на больничной койке, бледную, измученную и опустошенную. Я напился и отправился к Ричарду.
Стайлс закрыл лицо руками.
– В тот вечер я мог убить его. Признаю это. Но жители соседних квартир вызвали полицию, и меня вовремя остановили. Потом я понял, каким бессмысленным был мой поступок. Он ничего не изменил, а мне стоил весьма дорого. Вместо того, чтобы уничтожить Ричарда, я мог разрушить свою собственную жизнь, карьеру. Вы знаете, что я принес ему свои извинения и предложил отступного. Он согласился пойти на мировую и потребовал засекретить это дело. Мне повезло, что это было в его собственных интересах: он старался сохранить свой имидж героя, а разбитая физиономия явно не вязалась с ним. Мне понадобилось три года, чтобы выплатить весь штраф, а также обещанную ему сумму. Потом я постарался забыть об этом.
