– Я люблю тебя, моя арани, – со стоном произнес Рональд, падая вслед за мной в распахнутые объятия нашего личного оазиса посреди пустыни. – И буду любить вечно.
Рональд Хаксли
Дождь настойчиво стучал по крыше рамобиля, пытаясь пробить ее насквозь. Из-под колес летели брызги. Я смотрел на потоки воды, текущие по стеклу, и не мог удержаться от воспоминаний о минувшей ночи.
Дилли… Какая же она невероятная! Сладкая, как арави, нежная, как шелк, прекрасная, как луна над гирхской пустыней. Моя серебряная девочка. Что за добрая сила свела нас вместе? Чем я заслужил такую любовь?
«Не останавливайся, Рональд, – всплыл в памяти нежный голос Дилли. – Пожалуйста…». И я не останавливался. Клеймил поцелуями, не в силах надышаться тонким весенним ароматом ее волос, гладил светящуюся мягкими переливами кожу, вжимал в себя податливое тело и заводился все сильнее, ощущая, какая она узкая там, внутри. И как горячо отзывается на мои ласки. Неискушенная, но такая искренняя в своем доверии и любви. И осознание этого пронзало сердце щемящей нежностью. Моя Дилли.
«Моя!» – Одобрительно отозвался дракон и заворочался внутри. Руки, сжимающие руль, на миг окрасились бронзой.
– Скройся пока, – приказал зверю, и тот послушно исчез, но успел подсунуть видение парящего над городом ящера. – Не сейчас, – усмехнулся в ответ. – Вот сделаю то, что задумал, тогда и полетаем.
Я прибавил скорость, торопясь успеть на утреннюю аудиенцию. А перед глазами появилось встревоженное лицо Дилли. «Рон, пообещай, что если король рассердится, ты не будешь упорствовать и отложишь помолвку и свадьбу» – просила она, провожая меня утром. Дилли, Дилли… Она не понимала, что я скорее руку себе отрублю, чем откажусь от нее. От моей нежной трепетной девочки.
Я словно наяву снова чувствовал ласку тонких пальцев, видел перед собой бархатные зеленые глаза и не мог перестать думать о том, что и так потерял слишком много времени, сражаясь с несуществующим проклятием. А она, моя маленькая храбрая женщина, все выдержала, не сломалась, не сдалась. И даже обиды не затаила. И сейчас готова отойти в сторону, лишь бы не создавать проблем. И это выводило из себя так, что больно становилось дышать. Дилли пока не понимала, что мне легче сразу сердце вынуть из груди, чем предать ее даже мысленно.
«Мое сокровище! – Прорычал дракон, проявляясь побежавшими по рукам чешуйками. – Моя арани! Никому не отдам и не позволю обидеть!»
И я был с ним согласен. Ничего. Если у меня получилось все верно просчитать, то с Эдуардом удастся договориться. Или правильнее называть его отцом?
Шасс! Когда жрец сказал о правящем роде драконов, у меня мелькнула мысль о том, что те не имеют никакого отношения к Хаксли. Я слишком хорошо знал ветви своего рода, и там точно не было никого из гиров. Да и родовая магия это подтверждала. А вот то, что сам я не имел семейного дара, обладая не типичным огненным, как раз выбивалось из правил. Так что, когда я отвел Араима в сторону и спросил, может ли он сказать, каким боком мои предки относятся к драконам, то уже примерно представлял, что он ответит. И жрец подтвердил. «Правящая кровь всегда передается только прямому наследнику, – сказал старик. – Ищи свои корни, дракон. В самых верхах ищи». Он пристально посмотрел в глаза, и я кивнул, догадываясь о том, что не прозвучало вслух. А потом жрец начертил на песке какой-то знак, взял меня за руку и добавил: – «Когда найдешь – дай ему выпить несколько капель твоей крови. Это поможет». И эти слова лишь подтвердили мое предположение.
Так что, когда Дилли принесла летопись, я уже был готов услышать имя. И все стало ясно. И отношение ко мне Эдуарда, и необъяснимая холодность отца, и печаль матушки. И ненависть королевы. Наконец-то я нашел причину. Не знаю, как, но, похоже, Изабелла догадалась о том, кто я, и решила обезопасить пошатнувшийся трон. И я ее даже понимал. Болезнь Эдуарда, отсутствие наследников, ненависть уэбстерской аристократии – чем не повод убрать с пути бастарда?
Бастард. Наверное, не пробудись мой дракон, я бы тяжелее воспринял новость о собственном происхождении. Но теперь все наносное отсеялось, как шелуха, и мне хотелось лишь одного – сделать так, чтобы эта старая история не повлияла на наше с Дилли будущее, и попытаться спасти того, кто дал мне жизнь.
Я остановил машину на стоянке и уперся взглядом в застывших перед воротами гвардейцев. Лица незнакомые. Видимо, новички. Что ж, неудивительно после той бойни, что устроили мы с Брианом. Тогда, благодаря ненависти ко мне королевы, полегла почти половина дворцовой стражи.
– Рональд Хаксли. На аудиенцию к его величеству, – сказал охране и, дождавшись, пока те сверятся со списками, прошел на площадь, а оттуда во дворец.
Привычно миновал удивительно пустую приемную и остановился у дверей королевской спальни, перед которыми дремал на скамейке карлик.
– Его величество не принимают, – открыв глаза, с угодливой улыбкой заявил Мидоус, и притворно вздохнул. – Все аудиенции отменили.
Неужели опоздал? Нет, еще можно все исправить! По крайней мере, мне хотелось в это верить.
– Мне назначено, и это срочно, – твердо сказал Мидоусу.
Карлик бросил на меня острый взгляд, подумал, беззвучно пошевелил губами и скользнул в покои Эдуарда, а спустя пару минут оттуда вышла королева.
– Хаксли, вы не вовремя, – сказала Изабелла, и в ее взгляде за обычной ненавистью проглянула печаль.
– Его величество?..
Я не договорил. Душу сдавило дурным предчувствием. Неужели опоздал?
– Король не приходит в себя, – тихо произнесла королева, и ее голос дрогнул.
– Я должен его увидеть. Думаю, я могу помочь.
Изабелла застыла. В ее льдистых глазах отражался серый утренний свет, и в какой-то миг мне показалось, что я вижу вертикальный зрачок. Что это? Обман зрения? Или нечто иное?
Тонкие длинные пальцы королевы впились в плотный шелк платья. Губы сжались так крепко, словно она пыталась сдержать рвущиеся с них слова. А потом послышался еле слышный вздох, и Изабелла тихо произнесла: – «У тебя несколько минут…»
Она не договорила и отошла в сторону, пропуская меня в спальню.
Эдуард лежал на постели и выглядел белее собственных простыней. Черты его заострились, лицо напоминало гипсовую маску, обметанные налетом губы потрескались.
– Что ты делаешь? – Настороженно спросила Изабелла, увидев, как я беру со стола нож для фруктов и подношу его к своему запястью.
– Так нужно, ваше величество. Просто доверьтесь мне.
Я посмотрел ей в глаза, и впервые на моей памяти эта несгибаемая женщина опустила взгляд. Но я успел заметить мелькнувшую в нем боль, и невольно поймал себя на мысли, что мне жаль королеву. Как бы там ни было, но, похоже, она любила Эдуарда, и не хотела принимать его уход.
– Ваше величество…
Я замолчал, оборвав рвущиеся на свободу слова. И они повисли между нами, несказанные, но от того не менее реальные.
