Мисталь неотрывно следил за мной взглядом и, наверное, видел порозовевшие щёки, блестящие глаза и часто вздымающуюся грудь. Слышал сбившееся дыхание.
Сидя на краю кровати, я старалась ничего больше не слушать и безуспешно пыталась взять себя в руки, чтобы Наян не заметил охватившего меня возбуждения. Было так стыдно, что они оба могут это почувствовать!
Совершенно неожиданно Мисталь сел, рывком уронил меня на подушку и, перевернувшись, прижал ненормально горячим телом. К счастью, ему хватило здравомыслия перенести часть веса на руку. Опираясь на локоть, свободной рукой он сжал моё бедро, с упоением повёл ладонью вверх и торжествующе улыбнулся, ощутив ответную дрожь.
— Пусти сейчас же! — отмерла я. — Немедленно!
— Тише, тише…
Непривычно ласково убрав в сторону пряди волос, он ожёг пылающими губами шею.
Вырвавшийся у меня поражённый вздох до противного напоминал стон. Тело вдруг ослабло, отказываясь сопротивляться, и я так этого испугалась, что Мисталь немедленно прекратил целовать.
— Сдавайся, — светло улыбнулся этот мучитель, откатившись в сторону. — Тебе понравится, обещаю.
Вскочив на ноги, я попятилась от кровати, но ответить ничего не успела: Наян, наконец, привёл дворцового врача — госпожу На’Лаиру.
Пока маленькая, но отважная и самоотверженная женщина-вампир осматривала бредящего охотника, Ян делал выводы о том, чем мы занимались в его отсутствие. Посмотрев на довольного брата, он медленно перевёл взгляд на мои испуганные глаза, а оттуда — на шею, которую я тут же постаралась прикрыть волосами. Впрочем, лицо полыхало так красноречиво, что скрывать что-то было уже не обязательно.
— Давай отойдём на минуту, — невозмутимо произнёс он, приобняв меня за талию.
Что я наделала? Как можно было столько позволять Мисталю?
Говорить предстояло в кабинете. Умирая от стыда, я не находила в себе сил не то что объясниться, но даже просто поднять на любимого мужчину глаза.
— Ругать не буду, — с какой-то незнакомой, злой усмешкой успокоил Наян и, подхватив, усадил на стол. — Ну же, посмотри на меня. Не бойся.
— Лучше ругай, — поёжилась виновато. — Я заслужила. Не знаю, как всё это случилось.
— Я не сержусь.
— Сердишься, я чувствую.
— Не на тебя — на него. Утром, выйдя из покоев без амулетов, Мисталь сильно сглупил. Ведь знал же, где находится, но повёл себя, как самоуверенный идиот. Вдобавок, вместо того, чтобы помочь нам искать, он снова пытался приставать и нёс полную чушь, да? Мы полдня на него потратили!
— Его же чем-то опоили. Он не понимал, что говорит… и делает.
— Сам виноват. Я правда не злюсь на тебя, Эри.
Вздохнув, Ян наклонился, касаясь лбом макушки моей опущенной головы, и некоторое время стоял, не двигаясь, а потом легко подцепил подбородок, вынуждая всё же взглянуть на него, и пошутил:
— Твоё чувство вины меня сейчас окончательно утопит!.. Давай я кое-что скажу, а ты просто поверишь и не будешь делать никаких странных выводов, хорошо?
Хотелось спросить, что он имел в виду под «странными выводами», но я только кивнула.
— Постараюсь.
— Я не сержусь, потому что с самого начала знал, что рано или поздно он тебя поцелует. И что тебе, скорее всего, понравится.
Сначала такое заявление ошарашило, но, немного подумав, я без особого труда догадалась, почему он так сказал. В конце концов, все странности наших отношений всегда объясняются одинаково.
— Потому что цветов по-прежнему три? — прошептала чуть слышно.
— Потому что цветов по-прежнему три, — согласился Ян.
— С тобой мне нравится больше.
— Знаю, — довольно улыбнулся он, погладив по волосам. — Если б я не чувствовал, как сильно тебе дорог, давно бы начал ужасно ревновать.
Мне было приятно, что, несмотря на случившееся, я не утратила его доверия. Эта мысль приносила облегчение.
— Ты всегда смотришь на меня такими влюблёнными глазами, что никаких сомнений не остаётся. Лишь поэтому попытки Мисталя привлечь к себе внимание пока не слишком-то меня беспокоят.
Момент был не подходящим, но я должна была хоть что-то выяснить.
— Вы с ним помирились, да? По сравнению с тем, что было в самом начале, всё изменилось.
Наян медлил. Невидяще глядел куда-то в стену, неспешно накручивал на палец прядь моих волос и размышлял.
— Не знаю, Эри. Всё изменилось, ты права. Мы много времени проводим вместе и даже стали нормально разговаривать, но, боюсь, этого ещё не достаточно.
— Ян, — позвала я шёпотом, взволнованно в него вглядываясь, — ты действительно хочешь, чтобы третий цветок исчез?
Он собирался было ответить, но под моим пристальным взглядом вдруг отвёл глаза и тяжело вздохнул. Его плечи поникли.
— Пару дней назад я бы, не задумываясь, сказал, что да.
— А теперь?
— А теперь уже не уверен. То есть, я, конечно, хочу, чтобы мы были вместе, но… — Что означает этот его взгляд? Этот излом бровей? — Он никогда никого не любил, Эри. Никогда!.. А тебя — любит, понимаешь? Я слишком хорошо знаю, как больно изживать в себе это чувство. Мне бы не хотелось…
Сложно сказать, кому из нас было труднее. У меня голова шла кругом. Его впервые подводил голос. Наян не хотел говорить, но из-за нашего уговора быть честными друг с другом, снова и снова заставлял себя продолжать.
— Знаешь, сегодня, когда Мисталя из-за меня похитили, я на минуту решил, что всё кончено. Что мы опоздали. Попытался представить, как вернусь в столицу один, без него, — и не смог этого сделать. Сколько себя помню, нас всегда было двое.
— То есть…
Мысли ворочались неохотно и никак не желали складываться во что-то конкретное. Вязли в топком болоте сомнений. Сам факт, что мы всерьёз это обсуждаем, казался невероятным, но мерк по сравнению с тем, к каким фантастическим выводам пришёл Наян.
— По правде говоря, я не знаю, что делать, родная. Как поступить, чтобы никого не потерять? — он устремил на меня взгляд: — Разве так, как сейчас, плохо, Эри? Почему нельзя просто оставить всё без изменений? Почему хотя бы не попробовать?
Думать о том, что ждёт нас в будущем, стало ещё тревожнее, чем прежде. Если Мисталь и впрямь откажется, это, очевидно, сулит повторение уже недавно пережитых малоприятных эмоций: уныния, тоски, вины и отчаяния. И не факт, что с его отъездом они исчезнут, ведь Ян сам признался, что не хочет терять брата. Да и как вообще можно вынуждать его выбирать между семьёй и мной? Исчезновение знака ничего не изменит. Если же Мист останется, то, рано или поздно, как и все отмеченные благословением, мы поженимся — официально, во всеуслышание, признаем себя семьёй. А потом непременно наступит первая брачная ночь. На троих.
