– Может, вы знаете что-то об их женах, детях? Возможно, вы встречались с ними на досуге…
– У меня был дом, за которым я должна была следить. Я не располагала временем для светского безделья.
Ева быстро обвела взглядом комнату, но не обнаружила ни одного экрана.
– Вы следите за новостями, миссис Роуван? В частности, за текущими событиями?
– Я занимаюсь своими делами, и мне неинтересно, чем занимаются другие люди.
– В таком случае вы можете не знать, что вчера террористическая группа, именующая себя «Кассандрой», устроила взрыв в отеле «Плаза» в Нью-Йорке. Погибли сотни людей. В их числе женщины и дети.
В ее серых глазах что-то дрогнуло, но взгляд тут же стал прежним. Тем же тоном Моника ответила:
– Им следовало находиться у себя дома.
– И вам абсолютно безразлично, что группа террористов убивает ни в чем не повинных людей, и что эта группа имеет отношение к вашему покойному мужу?
– Неповинных нет! – отрезала Моника.
– И даже вы не относитесь к невинным, миссис Роуван? – Не дожидаясь ответа, Ева сразу задала другой вопрос: – Связывался ли с вами кто-нибудь из «Кассандры»?
– Я живу сама по себе. Ничего не знаю про взрыв в вашем отеле. Но если вы спрашиваете, я отвечу, что стране станет лучше, если весь этот город к дьяволу взлетит на воздух! А теперь убирайтесь из моего дома, иначе я вызову моего общественного представителя!
Ева решила добавить к общей картине еще один штрих:
– Последний вопрос, миссис Роуван. Насколько я знаю, ваш муж и его группа никогда не требовали денег. Что бы они ни делали, они делали это по идейным соображениям. А «Кассандра» держит целый город в заложниках из-за денег. Одобрил бы это Джеймс Роуван?
– Я ничего не знаю об этом. Я просила вас покинуть мой дом.
Ева достала из кармана визитную карточку и приставила ее к одной из улыбающихся статуэток на столе.
– Если вы что-то вспомните и решите связаться со мной, я буду вам очень признательна. Спасибо за потраченное на нас время.
Ева и Пибоди направились к выходу, сопровождаемые стуком каблуков Моники. На улице Ева с наслаждением вдохнула свежего воздуха.
– Поехали обратно, Пибоди, в этот город, который купается в дерьме.
Пибоди передернула плечами:
– Я бы предпочла, чтобы меня вырастили бешеные волки, нежели такая баба.
Ева оглянулась и увидела тусклый серый глаз, подсматривающий сквозь щелку в занавесках.
– А где разница?
Моника дождалась, когда уехала машина, затем подошла к столу и взяла оставленную карточку. «Может быть, с „жучком?“ – подумала она. Джейми в свое время хорошо ее научил. Моника поспешила на кухню, бросила карточку в утилизатор и включила его. Удовлетворенная результатом, она подошла к настенному телефону. „Сюда они тоже могли поставить „жучок“. Все может быть. Поганые копы!“ Оттопырив губы, Моника достала из ящика приборчик для защиты от прослушивания и приставила его к аппарату.
Она выполнила свой долг – и выполнила безукоризненно. Давно настала пора компенсации. Моника набрала номер. Услышав ответ, она сказала:
– Я требую свою долю. Только что здесь была полиция и задавала мне вопросы. Я ничего не сказала им, но в следующий раз могу сказать. Могу кое-что поведать лейтенанту Даллас из Управления полиции Нью-Йорка, из-за чего она навострит ушки.
Одновременно вытирая рваной дезинфицирующей салфеткой бледное пятнышко на счетчике, она повторила:
– Я требую свою долю, «Кассандра». Я ее заработала.
ГЛАВА 15
«Дорогой товарищ!
Мы «Кассандра», хранители верности.
Время дорого, и потому в данном обращении мы вынуждены ограничиться одним поручением. Направляем данные, которые понадобятся тебе для проведения давно просроченной казни. Желательно сделать это в ближайшие дни. Мы хотели осуществить все сами в подходящий момент, но обстоятельства складываются таким образом, что приговор нужно привести в исполнение безотлагательно.
Вспомни о нас на сегодняшнем собрании.
«Кассандра».
Зак не выходил из квартиры весь вечер. Он боялся, что если выбежит на улицу за едой, в это время может позвонить Кларисса. Зак ругал себя за то, что не дал ей номера своего сотового.
Тем временем он занимал себя делом – в квартире было множество мелких поломок, которые игнорировала его сестра. Он прочистил сток в ванной, отремонтировал оконные створки, чтобы они лучше закрывались, повозился с регулятором температуры воды на кухне и взял себе на заметку, что нужно до отъезда в Аризону подновить освещение в квартире. Если будет время. Если им с Клариссой не придется в тот же вечер уезжать на Запад…
Почему она не звонила?
Когда Зак поймал себя на том, что уставился на телефон, он пошел на кухню и сосредоточился на утилизаторе. Он разобрал машинку, почистил ее и собрал, пытаясь представить, как все будет происходить, когда он приедет с Клариссой домой.
Не было сомнений в том, что его семья примет ее. В догматы квакеров не входило давать убежище любому нуждающемуся без расспросов или условий, но Зак хорошо знал тех, кто его вырастил. Они были открытыми и щедрыми людьми.
Единственное, что беспокоило его, это острый глаз матери. Она видела сына насквозь и распознала бы его чувства, как бы он ни пытался их скрыть. Зак знал, что она не одобрит его романтическую связь с Клариссой. Ему даже казалось, что он слышит мамин голос, словно она находилась в одной комнате с ним:
«Ей нужно исцеление, Зак. Ей требуется время и незанятое пространство вокруг, чтобы разобраться с тем, что происходит внутри ее. Отойди в сторону и будь ей другом. Ты не имеешь права на большее. И она тоже».
Зак понимал, что его мать была бы права, если бы сказала так. Но он понимал так же хорошо, что слишком глубоко любит Клариссу, чтобы отказаться от нее. Единственное, что Зак твердо мог себе обещать, это то, что он будет относиться к Клариссе бережно и мягко – так, как к ней следовало относиться. Он уговорит ее пройти лечение, которое поможет ей вновь обрести чувство собственного достоинства. Он представит ее своей семье, чтобы Кларисса увидела, что означает семья.
Он будет терпелив.
А когда она вновь обретет покой, он займется с ней любовью – настолько осторожно и нежно, что она поймет прелесть отношений между мужчиной и женщиной, забудет боль и страх.
Зак знал, что страх наполняет ее. Следы ударов на теле заживут, но душевные раны могут долго саднить. Ему хотелось, чтобы уже только за это поплатился Брэнсон. Зак стыдился того, что жаждет возмездия, – эта жажда противоречила всему, к чему он пришел в своей вере. Но хотя он старался думать только о Клариссе, о том, как она расцветет вдали от этого города, словно цветок в пустыне, все же его кровь взывала к правосудию.
