– Я всегда голоден.
– После нашего разговора мы дадим тебе чего-нибудь горячего. Я включу диктофон, и мы во всем разберемся.
– Я ничего не сделал.
– Никто тебя ни в чем и не обвиняет… Включите диктофон, – приказала Ева. – Допрос свидетеля, известного под прозвищем Позумент, касающийся дела 28913-Н. Допрос ведет лейтенант Ева Даллас. Присутствуют также полицейские Делия Пибоди и… – Она обернулась.
– Меня зовут Трой. – Трухарт снова покраснел.
– Трой Трухарт. – Ева посмотрела на сидящее напротив жалкое существо. – Свидетель не подозревается в каком-либо правонарушении и добровольно согласился на сотрудничество. Все понял, Позумент?
– Да. А что я понял?
Ева удержалась от вздоха, но не могла не признать, что Бауэрс, скорее всего, была права, и толку от разговора будет мало.
– Ты здесь не потому, что что-то натворил. Я прошу тебя о помощи. Я слышала, ты прошлой ночью перенес свое жилище?
Позумент облизнул потрескавшиеся губы и отхлебнул воды.
– Нет.
– Ты ведь раньше ночевал на другой стороне улицы, рядом со Снуксом. Ты ведь знаешь Снукса, не так ли, Позумент?
– Конечно. – Его руки снова задрожали, и он расплескал воду на стол. – Он рисует картинки – хорошие картинки. Я дал ему немного «зонера» за одну из них – с деревом. Он и цветы делать умеет.
– Я видела его цветы. Они в самом деле красивые. Он был твоим другом?
– Да. – Окруженные красными ободками глаза наполнились слезами. – Может быть. Не знаю.
– Кто-то напал на него. Ты знаешь что-нибудь об этом?
Позумент нервно пожал плечами и окинул взглядом комнату. По его щекам все еще текли слезы, но взгляд стал настороженным.
– Как я тут очутился? Мне здесь не нравится. Кто-нибудь наверняка стащит мое барахло.
– Ты видел, кто напал на Снукса?
– Могу я забрать с собой эту одежду? – Склонив голову набок, Позумент начал ощупывать рукав блузы.
– Да, можешь. – Прищурившись, Ева наугад осведомилась: – Почему же ты не забрал ботинки Снукса, Позумент? Он все равно умер, а ботинки у него хорошие.
– Я не мог бы ничего украсть у Снукса, – с достоинством отозвался Позумент. – Даже у мертвого. У друзей не воруют. – Он наклонился вперед с озадаченным видом. – А как это в нем проделали такую большую дырку?
– Не знаю. – Ева также наклонилась к нему, словно ведя задушевную беседу. – Меня тоже это удивляет. Может, он кого-то обидел?
– Снукс никого не обижал. Мы просто занимались своим делом – попрошайничали, если патрульных не было поблизости. Всегда ведь можно выпросить несколько кредиток. А Снукс еще и бумажными цветами приторговывал, так что нам хватало на курево и выпивку. И за что его так продырявили?
– Ума не приложу. А ты видел ночью тех, кто это сделал?
– Ничего я не видел. Эй! – Он снова улыбнулся Трухарту. – Может, дадите мне еще несколько кредиток? На суп?
Трухарт бросил взгляд на Еву. Она кивнула.
– Конечно, Позумент, перед тем, как ты уйдешь. Только сначала поговори немного с лейтенантом.
– Что ж, поговорить можно. А вам ведь тоже нравился старина Снукс, верно?
– Очень нравился, – серьезно сказал Трухарт. – Он рисовал славные картинки и подарил мне один из своих бумажных цветов.
– Снукс давал их только тем, кто ему нравился, – заметил Позумент. – Вы ему нравились – он сам так говорил. А вот та, которая с вами ходит, не нравилась ни ему, ни мне. У нее злые глаза – такие, словно она вот-вот заедет тебе в челюсть. – Его голова дернулась, как у куклы. – И чего это вы с ней ходите?
– Ее сейчас здесь нет, – мягко отозвался Трухарт. – А у лейтенанта глаза совсем не злые.
Позумент, надув губы, исподлобья взглянул на Еву.
– Может, и нет. Но все равно у нее глаза копа. Копы, копы, копы, всюду копы! – Он захихикал, глотнул воды и посмотрел на Пибоди.
– А мне все-таки жаль старину Снукса, – продолжал Трухарт. – Бьюсь об заклад, он бы хотел, чтобы ты рассказал лейтенанту Даллас о том, что произошло. Ему бы хотелось, чтобы об этом сообщил именно ты, потому что вы были друзьями.
Позумент неуверенно потянул себя за мочку уха.
– Вы так думаете?
– Уверен. Почему бы тебе не рассказать ей, что ты видел прошлой ночью?
– Ничего я не видел. – Позумент снова склонил голову набок, постукивая кулаками по столу. – Ну, приехали люди в шикарной черной машине – она прямо сверкала в темноте.
Ева подняла палец, подавая знак Трухарту, что снова берет инициативу на себя.
– Сколько там было человек, Позумент? – спросила она.
– Двое, в длинных черных пальто и масках с прорезями для глаз. «Эге! – подумал я. – Сегодня же не гребаный Хэллоуин!» – Он засмеялся. – И у каждого было по чемоданчику.
– Как эти чемоданчики выглядели?
– Один был черный, блестящий, а другой белый, и в нем что-то хлюпало. Они направились прямиком в коробку Снукса, словно их приглашали. Я ничего не слышал, кроме ветра, – может, я потом заснул.
– Они тебя видели? – спросила Ева.
– Нет. Думаете, это они проделали дырку в Снуксе? – Он опять наклонился к ней; на его глаза навернулись слезы. – Если так, то я должен был попытаться их остановить или позвать патрульных. Мы ведь со Снуксом друзья…
Теперь он плакал по-настоящему. Ева положила ладонь на его руку, несмотря на покрывавшие ее струпья.
– Это не твоя вина – ты ведь не знал. Что еще ты видел?
– Ничего. – Из глаз и носа у него текло, как из крана. – Наверно, я заснул. А когда проснулся и выглянул, машины не было. Уже светало, и я решил заглянуть к Снуксу – спросить, приезжала ли черная машина или это мне приснилось. Ну и увидел его в крови, с дыркой в груди. Рот и глаза были открыты. Я испугался, что они и меня продырявят, поэтому перенес свое барахло на другую сторону, а потом допил то, что осталось, и завалился спать. Ведь старине Снуксу я уже ничем помочь не мог.
– Ты помогаешь ему теперь. – Ева откинулась на спинку стула. – Давай-ка еще поговорим об этих двоих в длинных черных пальто.
Ева провозилась с Позументом еще час, осаживая его, когда он слишком отвлекался от темы. Хотя ей больше не удалось вытянуть из него никакой информации, она не считала, что потратила время зря. В конце концов, Позумента помыли и накормили да еще дали пятьдесят долларов, хотя она не сомневалась, что он потратит их на выпивку.
Ева понимала, что Позументу следовало бы находиться в психушке, хотя едва ли он застрял бы там надолго. Но она давно примирилась с тем, что спасти таких людей невозможно.
