– Если он позвонит, вам необходимо срочно связаться со мной. И будьте крайне осторожны: не встречайтесь с ним одна, не открывайте дверь, если он придет к вам. А сейчас мне надо осмотреть его шкаф и переговорить с вашими сотрудниками.
– Хорошо, я организую это. Вы знаете, Саймон вовсе не был загадочным или что-нибудь в этом духе. – Иветта встала и смахнула со щеки слезу. – Он, знаете ли, настоящий рохля. В последние дни он был занят исключительно подготовкой к Рождеству, хотя потеря матери навсегда испортила ему отношение к праздникам.
– Да, но теперь он, похоже, разобрался с этой проблемой…
Ева вошла в комнату персонала, мельком взглянув на какого-то толстяка, который опустошал бутылку с зеленого цвета жидкостью.
– Он сменил замок, – пробормотала Иветта. – Я не могу открыть его шкаф.
– Кто здесь отвечает за комнату персонала?
Иветта тяжело вздохнула.
– Я.
Ева вынула револьвер.
– У нас нет времени. Эта штука сможет открыть замок, но вы должны дать мне разрешение на взлом.
Иветта молча кивнула и закрыла глаза.
– Вы пишете на пленку, Пибоди?
– Да, лейтенант.
Ева прицелилась, выстрелила и разнесла замок в клочья. Выстрел сопровождался грохотом и вспышкой. Дверца шкафа отлетела в сторону и повисла на петлях.
– Дьявол! Иветта, что здесь происходит?
– Это полиция, Стиви. – Она махнула рукой взволнованному сотруднику. – Ты должен быть в кабинете 930. Иди и займись делом.
– Саймон будет в ярости, – покачал он головой и вышел из комнаты.
Подойдя к шкафу, Ева взялась за висящую дверцу, но тут же отдернула руку.
– Черт! – вскрикнула она и стала дуть на пальцы. – Слишком горячо.
– Попробуйте с этим. – Пибоди достала из кармана и протянула ей сложенный в несколько раз носовой платок. Их глаза на секунду встретились.
– Спасибо.
При помощи платка Ева отогнула дверцу.
– Санта-Клаус спешил, – пробормотала она.
Костюм Санта-Клауса был свернут и брошен на дно шкафчика. Начищенные до блеска высокие черные сапоги стояли на нем.
Ева надела специальные перчатки.
– Посмотрим, что там еще есть.
На полках стояли две банки дезинфектанта, полбанки мыла на травах, тюбики защитного крема, ультразвуковой прибор для уничтожения микробов. Она нашла еще один комплект приспособлений для татуировки и образцы для ряда сложных рисунков. На одном из них была надпись стилизованными буквами:
МОЯ ЕДИНСТВЕННАЯ ЛЮБОВЬ.
– Прекрасно. Это его пригвоздит. Пибоди, соберите все и упакуйте. Я хочу, чтобы в течение часа все это было в лаборатории. Я пока останусь здесь и опрошу сотрудников.
Больше ничего интересного от сотрудников фирмы Ева не узнала. Здесь Саймона любили и уважали. Она услышала о нем такие слова, как «умеющий сочувствовать», «добрый» и «симпатичный».
И все это время у нее перед глазами стоял полный ужаса и боли взгляд Марианны Хоули.
По дороге в больницу к Пайпер Ева и Пибоди молчали. Несмотря на то, что новый кондиционер в машине работал прекрасно, нагоняя приятный теплый воздух, дух стоял тлетворный.
«Ладно, – подумала Ева. – Хорошо, пусть Пибоди ходит, гордо задрав хвост, – это ее проблема. Главное, чтобы это не отразилось на работе».
– Позвоните Макнабу, – не оборачиваясь, сказала Ева, войдя в лифт. – Узнайте, получил ли он какие-нибудь новые данные о возможном местонахождении Саймона. Затем выясните, удалось ли Мире создать психологический портрет с учетом новых данных.
– Есть, сэр.
– Если вы еще раз назовете меня «сэр» таким высокомерным тоном, я вас свяжу!
С этими словами Ева вышла из лифта. Пибоди, сердито сопя, вынуждена была догонять ее.
– Мне нужны данные о состоянии Пайпер Гоффман, – бросила Ева дежурной медицинской сестре, швырнув свою сумку на стол.
– Пациентка находится в спокойном состоянии.
– Что вы имеете в виду? Она вышла из комы?
Медицинская сестра поправила свой цветастый халатик.
– Пациентка Гоффман пришла в сознание около двадцати минут назад.
– Почему мне не сообщили? На ее больничном листе должна быть пометка.
– Она есть, лейтенант. Но дело в том, что, когда пациентка пришла в сознание, у нее началась буйная истерика. Мы были вынуждены связать ее и дать успокоительное лекарство, согласно указаниям врача и с согласия родственника.
– Где этот родственник?
– Он в ее палате, с ним все в порядке.
– Я пройду к ней.
Повернувшись на каблуках, Ева пересекла коридор и вошла в палату. Пайпер спокойно спала – бледная, но от этого не менее красивая блондинка. Под глазами легкие тени, на щеках неестественный румянец, вызванный сильными лекарствами. Рядом с кроватью мерцали мониторы специальных приборов медицинского контроля за состоянием больной. Палата больше походила на дорогой номер в пятизвездном отеле.
«Пациенты с деньгами могут позволить себе болеть в весьма комфортабельных условиях», – подумала Ева. Ее собственные воспоминания о первом пребывании в больнице были ужасными: узкая комната, вдоль стен стоят неудобные кровати, на которых от боли и отчаяния стонут женщины. Стены были серыми, окна закрыты черными занавесками, а воздух наполнен стойким запахом мочи.
Ей было восемь лет – одинокая, разбитая девочка, даже не помнившая своего имени…
Слава богу, Пайпер проснется в совсем других условиях. Сейчас рядом с ее кроватью сидел брат, он нежно держал руку сестры, как будто неосторожное движение могло разбить этот нежный сосуд. По всей палате стояли различной формы и величины вазы, наполненные цветами. Тихо играла успокаивающая музыка.
– Она проснулась с криком. – Руди не повернул головы на шаги Евы, продолжая смотреть в лицо сестры. – Звала меня на помощь. Она издавала какие-то нечеловеческие звуки. – Он взял тонкую, длинную ладонь Пайпер и провел ею по своей щеке. – Я был рядом, но она не узнавала меня, а когда к ней подошла медицинская сестра, набросилась на нее с кулаками. Она не понимала, где находится. Ей казалось, что она все еще… Ей казалось, что он все еще с ней.
– Она сказала что-нибудь, Руди? Она назвала его имя?
– Она прокричала его!
Руди поднял лицо, Еве оно показалось маской мертвеца. В нем не было ни кровинки, и оно напоминало восковой слепок.
– Да, она назвала его имя, – сказал Руди, пытаясь взять себя в руки. – «О Саймон, не надо! – кричала она. – Саймон, не надо! Не надо, не надо, нет! Не делай этого опять!»
